Подземная тюрьма

Через несколько мгновений двери распахнулись и там возникла какая-то малопонятная возня — не видно было, то ли грузят кого-то, то ли, напротив, выволакивают. Видны были только отдельные движения да половинки силуэтов на стыке габаритов.

Впрочем, к этой возне Валентин особо и не приглядывался: он озабоченно смотрел на часы и баюкал в руке телефон, ожидая звонка от командира «чистильщиков». По времени уже пора, если странное молчание продлится еще пару минут, надо будет звонить самому.

Возня у служебного входа закончилась, «Скорая» скатилась с пандуса и, неспешно продефилировав мимо машин Валентина и «наружки», выехала из больничного двора.

Проводив «Скорую» задумчивым взглядом, Валентин кивнул старшему экипажа «наружки»:

— Давай — на пандус, подъезжай к дверям — вот как «Скорая» только что.

Затем он набрал номер командира «чистильщиков» и направился вслед за машиной «наружки» к пандусу.

Командир молчал.

Валентин успел дойти до пандуса, а ответа все не было.

— Что за черт…

В этот момент двери служебного входа распахнулись настежь и на крыльцо пулей вылетели двое заспанных милиционеров — в бронежилетах, с автоматами и с таким выражением на лицах, словно мимо них только что пробежало нечто страшное. Ну как минимум Кинг-Конг.

— Что?! — не своим голосом крикнул Валентин, уже понимая, что случилось нечто из ряда вон. — Что там?!

— А ты кто такой?! — Один из милиционеров зачем-то направил автомат на Валентина. — А ну, руки…

— Спокойно, сержант! Подполковник Кравцов. — Валентин поспешно предъявил удостоверение: пальнут сгоряча это у нас запросто. — Что там у вас стряслось?!

— В реанимации только что четверых положили! — рыдающим голосом пролаял сержант. — Троих — наглушняк! Забрали раненого и свинтили!!!

— Твою мать… — Валентин — человек подготовленный, закаленный и выдержанный, неожиданно даже для себя прислонился спиной к стене и медленно присел.

В этот момент он впервые в жизни понял смысл выражения «…у него подкосились ноги…» — которое ранее считал всего лишь абстрактным идиоматическим оборотом.

Глава 14 Алекс Дорохов: «зиндан»

— Ну так и замечательно! И что нам мешает сделать это прямо сейчас? — Ольшанский, который подъехал по нашему звонку, вопросительно посмотрел на врача.

— Видите ли, дражайший Сергей Петрович, если речь идет о сугубо физиологическом аспекте, человечий организм — это не столько творение Божье, сколько древний мудрый механизм, невероятно рациональный и продуманный до мелочей.

— К чему вы клоните?

— К тому, что организм «берет отпуск» при таких тяжелых травмах — проще говоря, «вырубается», отнюдь неспроста…

— Доктор, а попроще можно?

— Проще — можно, нельзя другое. Нельзя идти против природы. Потому что последствия могут быть катастрофическими…

Да, очевидно, они много думают, поэтому с темечка выпадают волосы. Этот доктор тоже был плешивым, но, в отличие от нашего, каким-то неухоженным и помятым. Он был здорово похож на того, который встречал нас на пандусе больницы: тоже друг нашего доктора и тоже помятый. Такое впечатление, что коллеги доктора, которые трудятся в государственных учреждениях, — они либо крепко пьют, либо имеют серьезные проблемы в личной жизни. Наш-то по сравнению с ними выглядит холеным франтом и этаким бонвиваном.

Пропитанное запахом хлорки помещение, в котором мы находились, было под стать местному другу нашего доктора. Старый кафель, обшарпанные стены, допотопные круглые плафоны под потолком, изуродованным ребрами вентиляционного короба, пробегающего поверху через всю комнату. Человек-Юра по такому коробу пролезет запросто.

Эка меня плющит: привык уже все дыры и ходы оценивать не в привычно-хозяйственном аспекте, а сугубо в плане проходимости…

Дом тоже был старым — трехэтажная «сталинка» с надписью «Детская поликлиника». Да, мы почему-то не поехали в какое-то приличное медицинское учреждение для тяжелораненых, а свернули в эту поликлинику. Очевидно, это был ближайший медпункт, где у нашего доктора трудился друг, с которым он смог быстро договориться по телефону.

Впрочем, меня эти тонкости не интересовали: я сидел прямо на полу, у двери, вполуха прислушивался к беседе Ольшанского с двумя докторами — нашим и местным, и отчаянно боролся с подступающей дремотой.

Я устал. И морально и физически. Больше всего мне сейчас хотелось прилечь — прямо здесь, на полу, — и заснуть. Держался только чудовищным усилием воли: соратники мои, наравне со мной пережившие те же трудности, выглядели вполне бодро и даже проявляли интерес к разговору прокурора с докторами.

За эти двое суток со мной случилось столько всего странного и необычного, что иному, пожалуй, не выпадет и за всю жизнь. Визит Президента, пассивное участие в неожиданном бою, резкий поворот в судьбе, новое назначение, необычные коллеги — непонятные люди, о которых я до сих пор ничего толком не узнал…