Подземная тюрьма

— Ну… Я все больше пешком, да на понтонах… Вообще, было дело, по горам мы ходили, но без снаряжения, а так, ножками…

— Короче, ты с веревкой обращаться умеешь?

— А чего тут уметь? Вцепился и полез. Руки у меня довольно крепкие, так что…

— Перчатки есть?

— Нет.

— Плохо. Значит, слушай сюда, турист. Веревка тонкая, без узлов. Держаться трудно. Если вдруг не удержишься и начнешь скользить — отпускайся и падай. Там пять метров, пол ровный, не расшибешься.

— А почему…

— Потому что можешь запросто ладони до костей ободрать. То есть тогда нам придется вкалывать вдвоем. Более того, сам ты обратно выброситься не сможешь, тебя придется вытягать, и потом будешь месяц инвалидом. Турист, ты меня понял? Это очень серьезно.

— Понял, — кивнул я. — Если чувствую, что не могу удержаться, — ни в коем случае не скользить, отпускать веревку и прыгать.

— Молоток, — похвалил Юра. — Смотри, не забудь. Ну что, все готовы?

— Одну минуту. — Я обратился к доктору: — Позвольте ваш фонарик? Обязуюсь вернуть в целости и сохранности.

— Не знаю, стоит ли, — замялся доктор. — Видите ли, мне не жалко, но… Гхм…

Ну надо же, доктор зажал фонарик! Вот это новости.

— У нас на троих два фонаря, — неожиданно вмешался Степа. — Это плохо, но терпимо. Если ты заберешь у доктора — он останется без фонаря. Это понятно?

Это понятно. Тупейшая формулировка: ясно, что если я заберу фонарь, то он останется без него! Это что, обязательно озвучивать?

— Ну так он-то остается здесь! Зачем ему фонарь?

Наши солдафоны переглянулись, синхронно покачали головами — я бы сказал — осуждающе покачали, а доктор снял очки и принялся смущенно протирать их носовым платком, старательно отводя от меня взгляд.

— Не тормози, турист, — буркнул Юра. — Есть вещи, о которых непосредственно перед забросом говорить не стоит. Доктору нужен фонарь на тот случай, если ему вдруг придется лезть за нами. В одиночку. Ты понял, что я имею в виду?

— Да зачем ему лезть-то?! Чего он там забыл?!

— Нас, — тихо сказал Степа. — Вспоминай, о чем мы говорили на базе. Когда соображали, сколько нужно комплектов экипировки.

— А-а-а! Да-да: если кто-то из нас вдруг…

— Ша, малыш, больше говорить не надо, — предупредил Юра с явственной угрозой в голосе. — Короче. Никогда больше не клянчи фонари у друзей. Купи себе штук сто, запихай везде, где хочешь — и не клянчи. Ты понял, турист?

— Понял.

— Вот и молодец. А сейчас ты с нами, так что не пропадешь и без фонаря. Ну все, браты — прыгаем…

* * *

Приземлился я не хуже других. Или хуже? Ладно, не буду на ровном месте завышать результат, вы ведь знаете, каков из меня скалолаз: в общем, при низвержении я понес материальные потери и едва не получил травму.

Юрин инструктаж был весьма своевременным. Веревка в самом деле оказалась на диво скользкой, мои парадные туфли, совершенно не приспособленные для экзерциций такого рода, никак не желали упираться в стенки вентиляционной шахты и тоже отчаянно скользили, и вообще, мне удалось повыступать в амплуа альпиниста от силы с десяток секунд. Я успел стравить себя вниз по веревке едва ли на пару дюймов, когда почувствовал, что руки мои более не в состоянии держаться за нее. В этот момент я вспомнил Юрин совет, перестал бороться и рухнул вниз.

В падении я пытался упереться в стенки шахты. Уж не знаю, зачем я это делал, но в данном случае вопрос целесообразности не стоял. Я действовал рефлекторно, вне волевого посыла, растопырился, как тот паучище при внеплановом осеннем полете на первом попавшемся листочке, на последнем метре зацепился за какую-то выщерблину и при приземлении едва не вывихнул ступню.

По приземлении я слегка отдышался и сразу стал себя ощупывать. Ступня слегка ныла, но в остальном все было в порядке: вроде бы цел и невредим. А вот с костюмом была беда. Помнится, во время борьбы с веревкой слышал треск материи, но тогда мне было не до этого, а сейчас я определил на ощупь, что правый рукав моего парадного пиджака оторван почти напрочь.

Замечательно! Очевидно, именно об этом я и мечтал сегодня в полдень, задумчиво созерцая фасад Дома Номер Четыре.

Надо было снять этот проклятый пиджак и оставить в машине, вместе с курткой. Была же здоровая мысль, когда снял куртку: может, и пиджак заодно оставить… Что остановило? Прохладно на улице, нехорошо как-то — в одной рубашонке. Зря не снял. В такие моменты надо внимательнее прислушиваться к себе, и ни в коем случае не игнорировать посылы, идущие из глубины души.

Я постиг смысл понятия «Ну все, браты, — прыгаем». Сначала думал, что это всего лишь аллегория, сленг, а теперь понял: это буквально — прыгаем, и все тут. И в связи с этим у меня возникло опасение: выбираться обратно будет либо невероятно сложно, либо попросту невозможно. Как можно вскарабкаться тем же путем при помощи тонкой веревки, по которой ты даже спуститься-то толком не сумел?! Высказываться, однако, на этот счет я не стал: рядом были опытные и бывалые соратники, вели они себя так, словно все шло как надо, так что я оставил свои сомнения при себе.