Подземная железная дорога

В те времена он нечасто ездил по плантациям, к хозяину Глории прибыл в связи с контрактом на поставку фуража, к концу недели выкупил ее на волю, а еще через неделю обвенчался с ней.

Она и сейчас казалась упоительной, исполненная изящества и достоинства, словно выпускница благородного пансиона для белых леди. Глория часто повторяла, что не любит замещать супруга, но легкость, с которой она держалась перед толпой, говорила об обратном. Как она ни старалась изжить в своей речи отголоски невольничьей деревни, они иногда прорывались – Кора сама слышала ее оговорки, когда языки развязывались, – но неважно, говорила она как белая или как черная, в ее речи была врожденная выразительность. Когда у Валентайна практическая жилка брала верх над щедростью и в его обращениях к обитателям фермы звучали строгие ноты, вмешательство Глории все сглаживало.

– Надеюсь, у всех сегодня был хороший день, – начала она, когда публика угомонилась. – Я целый день работала в погребе и выползла только к вечеру, а тут такая благодать – закат. И угощенье…

Она извинилась за отсутствие мужа – Джон Валентайн решил воспользоваться богатым урожаем, чтобы попросить банк пересмотреть условия кредита.

– Видит Бог, в обозримом будущем нас ждет такое множество событий, что сейчас надо ловить каждый миг душевного покоя.

Глория кивнула Минго, восседавшему в первом ряду. Место рядом с ним, сегодня пустовавшее, обычно принадлежало Джону Валентайну. Минго был плотным креолом среднего роста; на фоне темной кожи его красный в клетку костюм казался еще ярче. Он одобрительно кивнул в ответ и обернулся, ища глазами своих сторонников. При этом демонстративном признании особого статуса Минго и одновременном признании существующих на ферме политических трений Сибил пихнула Кору локтем в бок. Сейчас много говорилось о курсе на запад, где вдоль западного берега реки Арканзас один за другим, словно грибы после дождя, вырастали «цветные» города. Главной приманкой были земли, не тронутые скверной рабства, не имеющие общих границ с рабовладельческими штатами. Минго же стоял за то, чтобы пускать корни в Индиане, но для этого следовало беспощадно сократить число привечаемых на ферме пришлых: беглых и заблудших. Таких, как Кора. Паломничество именитых гостей, способствовавших тому, что ферма Валентайнов была у всех на слуху, превращало ее в эмблему аболиционизма и в удобную мишень. В конце концов, именно из-за жупела цветного бунта и злобных взглядов чернокожих белые принимали решение уезжать из южных штатов. Они перебирались в Индиану – и что же? Прямо у них под боком поднимало голову чернокожее население. А такое рано или поздно начинает пахнуть кровью.

Сибил презирала Минго – его изворотливость и вечное желание словчить; за личиной рубахи-парня ей виделся тиран и властолюбец. Его овевал ореол легенды: слыханное ли дело, работая по выходным, он сумел выкупить на волю сперва жену, потом детей, а потом и себя самого. У Сибил этот титанический труд на отхожем промысле доверия не вызывал: просто Минго сказочно повезло с хозяином. На ферме он прослыл оппортунистом, донимавшим остальных собственными теориями о пути развития цветного населения. Не пройдет и месяца, как с этой кафедры Минго и Ландер обратятся к общему сходу, который должен будет решить, с кем их будущее.

Кора по большей части разделяла чувства Сибил по поводу Минго. Сам он ее не жаловал, поскольку беглые, по его мнению, привлекали к ферме дополнительное внимание, а когда узнал, что на Коре, кроме всего прочего, висит убийство, она просто перестала для него существовать. Но все-таки человек вытащил из рабства семью, хотя сам до воли мог и не дожить, – и это был подвиг. В первый день занятий дочери Минго – Аманда и Мария – прочувственно декламировали Декларацию независимости, обе такие душеньки! Но хитрым речам их отца Кора не верила. Что-то в ухмылке Минго напоминало ей Блейка, самовлюбленного кобеля из прошлого. Минго не отбирал у нее грядку, чтобы построить будку для своей собаки, но было понятно, что ему тоже палец в рот не клади.

Глория объявила, что совсем скоро их ждут музыка и танцы. Нынче вечером в зале не было «высоких гостей» – так Валентайны называли янки с северным выговором в дорогом платье, – хотя кое-кто из жителей округа приехал. Глория попросила гостей встать, когда представляла их присутствующим. Но вот с формальностями было покончено.

– На десерт после вкусного ужина мы приготовили еще одно угощение, – продолжала Глория. – Это молодой талант, который выступает здесь не в первый раз, так что вы его узнаете.

В прошлую субботу перед ними выступала беременная оперная дива из Монреаля. В позапрошлую – скрипач из Коннектикута, который довел половину присутствовавших женщин до слез – так они расчувствовались. А сегодняшний вечер принадлежал поэту по имени Рамси Брукс, строгому, стройному, облаченному в черный костюм с черным бантом, повязанным на шее, отчего он смахивал на заезжего проповедника.