Подземное озеро (СИ)

Владька только мычал в ответ что-то нечленораздельное. И тут сопротивление прекратилось, мы грохнулись на мостки. Владька по инерции перелетел через нас. Фонарь ударился об камень и погас. Мы лежали, тяжело дыша, и приходили в себя. Так как Владька оказался сверху меня, я буркнул:

— Вставай, разлегся тут.

— Не могу, — отозвался Владька, — ноги свело. Причем обе. Я их вообще не чувствую.

Пришлось сваливать его с себя, как мешок с картошкой. Гарик встал и осмотрел ноги нашего горе-ныряльщика.

— Сильная судорога. Все мышцы как каменные. Сейчас попробую размассировать.

Но наши совместные попытки снять судорогу не увенчались успехом.

— Ой, — запричитала Ритка, — а что же делать, вдруг он ходить не сможет?

— Надо нести наверх, растереть водкой и переодеть во все сухое, — сказал Гарик, и уже лично Ритке добавил: — А ты не ной, от этого еще никто инвалидом не стал.

Мы с Гариком подхватили нашего ныряльщика за руки и понесли.

Ритка со Светкой шли сзади, поддерживая ему ноги, чтобы они не бились по ступенькам. Рядом где-то валялся провод с оголенными скрутками, но мы не обращали на это внимания и со всех ног неслись вперед.

Наши хозяева куда-то ушли, поэтому мы беспрепятственно пронесли Владьку в дом. Только собака, прикованная на цепи, непрерывно лаяла.

— Что это алабай так разошелся? — прохрипел я, неся Владькину тушу. — Вчера еще хвостом вилял.

— Может, он считает, что это мы нашего друга так замочили? — отозвался Гарик.

Мы рассмеялись, и как-то сразу стало легче. В доме Гарик безжалостно разрезал Владькины штаны, и перевел на него почти бутылку водки. Когда мышцы размякли, мы передали горе-ныряльщика в Риткины руки.

Та, не долго думая, заставила мужа выпить остатки водки, и после этого выпроводив нас, пояснила:

— Самая лучшая грелка для мужчины — это жена. Сейчас я лягу с ним, и он окончательно согреется.

Мы вышли на улицу и не спеша стали спускаться к лесному озеру.

— Ритка права, — сказал Гарик, — только не обязательно жена. Для человека лучшая грелка — это другой человек.

Когда мы отошли от усадьбы, лай алабая затих. Свежий воздух и прекрасные виды нас успокоили. Все-таки сосны на скалах и озеро — это неописуемая красота!

— Когда вернемся, я поговорю с Владькой, чтобы он свои шуточки прекращал, — сказал я. — Ведь он специально свалился в воду. И еще ногами за сваю держался, нас дурачил, притворялся, что его кто-то в воде держит.

— Ты знаешь, если бы он обхватил сваю, то с такими судорогами он при всем желании не смог бы ноги разжать, — ответил Гарик. — И мы бы его вытянуть не смогли. Разве что вместе со сваей.

От этих слов мне стало не по себе.

— Так что же получается? Его действительно что-то держало?

— А может, он штаниной или ботинком за что-то под водой зацепился? — предположила Светка.

— Не знаю, — сказал Гарик. — Я когда штаны резал, посмотрел: вся одежда на нем целая, без повреждений.

Мне стало совсем жутко.

— Ребята, давайте сменим тему? Мне и так не по себе, а вы в какие-то мистические дебри лезете.

Мы замолчали и пошли дальше. Светка стала рассказывать смешную историю, произошедшую у нее на работе. Мы расслабились и больше не вспоминали о наших подозрениях и страхах. К обеду мы пошли обратно.

Подойдя к дому, мы услышали какой-то вой. Звук шел от усадьбы, но выла явно не собака. Мы с Гариком переглянулись. И тут вой перешел в причитания:

— Моя бедная Герочка, что эти ироды с тобой вытворили! Да если бы я знала, что ты из-за них такой лютой смертью сгинешь, я бы их и близко сюда не пустила!

Мы с Гариком бросились к усадьбе, Светка побежала за нами.

Обогнув дом, мы увидали, что там, где сидел на цепи алабай, наша хозяйка стоит на коленях и причитает. Подбежав поближе, мы заметили, что земля забрызгана кровью, и красный след тянется в сторону беседки с лазом. Костыль, тот самый который заложили во время строительства, оказался вырванным. Меня это взбесило:

— Ну, Владька, меня твои шуточки достали!

Я направился в сторону беседки, решив высказать нашему приколисту все, что я о нем думаю, как вдруг сзади раздался звук взводимого курка и окрик:

— Куда? Стоять! Руки вверх!

Я поднял руки и медленно обернулся. Рядом с Алевтиной стоял Никодимыч, целясь в меня из охотничьего ружья. От его добродушия не осталось и следа. Я постарался придать голосу уверенности и сказал:

— Никодимыч, давай спокойно поговорим, опусти дробовик.

— Какой я тебе Никодимыч, бандит! — заверещал наш нетрезвый хозяин. — Щас как пальну, так сразу поймешь, какой я тебе Никодимыч!

Убил мою собаку, гад, а теперь панибратство разводишь!

— Если бы он убил собаку, то на нем бы осталась кровь, — резонно заметил Гарик. — А на нем крови нет.

— Так, значит, это ты убил Геру? — заорал сторож, наводя ружье на Гарика.

— На мне тоже нет крови, видишь? И девчонки тут не причем.

— Тогда, значит, этот ваш третий? Где он, кстати, сбежал?

— Владька тоже не причем, — сказал я, — он спит. И вообще, прежде чем нас обвинять в убийстве собаки, надо найти мертвое тело.

Зря я сказал последние слова, потому что, услышав их, Алевтина заголосила еще сильнее, а Никодимыч с двустволкой направился в дом: