Подземные дворцы Кощея

— Ты жалеешь этого шакала? — удивился он. — Эту подлую тварь? К ним нельзя относиться как к людям. Сейчас-то зачем врешь, начальник?

— Не трогай его, Коротышка. Что для тебя его смерть?

— Забудь о нем. Он подох. Сам от страха кончился, я его и пальцем не тронул. — Коротышка поднялся, посмотрел на звездное небо. — Пошли, дальше, начальник.

Но я подполз к Салиму. И точно, вроде мертв… Я приложил ухо к его пухлой груди. Сквозь грязную одежду и слой сала пробился стук сердца…

Вот ведь как случается. Только что я его ненавидел всей душой и должен был бы радоваться его смерти, чтобы больше никому не пришлось его перевоспитывать, заблуждаться, мучиться… Чтобы эти лживые и злобные бездельники не въехали благодаря нашей доброте в светлое будущее, не загадили нашу мечту… Но я почему-то не радовался, все мое существо восстало против убийства Салима. Я даже застонал от отчаяния и бессилия. Я-то знал, что Коротышка живым меня из своих рук не выпустит, а хазу ему не выдам. Значит, мне умирать, а салимам жить? И все же даже эта мысль не ослепила меня недавней ненавистью…

Я поднялся на ноги и пошел с Коротышкой.

Он увидел, что мои руки почему-то развязаны, и старательно стянул их обрывками пут у меня за спиной. Мы спускались по крутой дороге с перевала, Коротышка изредка поддерживал меня, чтобы я не упал.

— Признайся, начальник, ты наврал? Ты не можешь жалеть таких шакалов.

— Могу, не могу… Тебе не понять.

— А ты попробуй объясни, вдруг что-нибудь получится?

— У них не было выбора, Коротышка. Где тебе понять. Да и мне многое раньше было неясно, сам бы не додумался. В одной умной книге про это прочитал… Только став такими, они смогли выжить. Другие в вашем дурном мире не выживали… Вот какой трудный исторический случай, это я уже говорил себе.

Коротышка долго молчал, о чем-то размышлял, потом дернул меня за конец веревки.

— Ну а я? Что про меня скажешь, начальник? Я-то выжил.

— Потому и выжил. Ты такой же, как и они.

— Я не такой! — угрожающе произнес Коротышка и перестал меня поддерживать.

Я тотчас упал. Он присел возле меня на корточки.

— Я с детства был выше других. Аллах дал мне малый рост и слабые руки, но взамен наградил другой силой. Мне сорок три, а с десяти лет я собирал свои хурджуны! Я уже сейчас поднялся вровень с падишахами. Разве ты не понял? Ты меня не можешь остановить. Твоя советская власть тоже не может. Меня аллах не остановит!.. Посмотри вокруг — мелкие, никчемные людишки, сейчас их время. Беки, казии, эмиры, ханы — это все та же мелкота. Везде проникла мелочь, все захватила. А ведь они могут только ползать на брюхе, целовать туфли господина. А нет господина — и превращают мир в навозную кучу. И хотят заставить истинных господ служить им. Вот почему я преступник, бандит, убийца. Вот почему на каждый мой хурджун приходится по двести жизней.

— По двести?! — прошептал я.

— Страшно, начальник? Ну, вставай. Пошли.

— Куда?

— Увидишь.

На рассвете мы перешли вброд мелководную речушку, поднялись на пригорок. Коротышка освободил мои руки от пут.

— Узнаешь речку? — утомленно спросил он. — Это Аксу. А вот там — Кизылсу. Признайся, начальник, я рассчитал все правильно. Мои хурджуны ты вытряхнул где-то здесь.

Да, рассчитал он удивительно точно. Я отсюда видел верхушки сухой ивы, возле которой находилась хаза. Было бы у него время, отыскал бы и без моей помощи. Я в этом уже не сомневался.

— Начальник! Неужели тебя нужно резать, колоть, как этих шакалов? Ты же все понял!

Наши взгляды встретились. Со дна колодцев ключом било нетерпение.

— Понял, Миргафур.

Двести жизней на хурджун — этому уже не может быть прощения, тут уже не нужен никакой суд.

Я повернулся в ту сторону, откуда мы пришли, показал на дерево, объяснил: сухая ветвь воткнута в землю — там и хаза.

Он молча смотрел на меня.

— Пойдем, — сказал я. — Убедишься. Все забрать тебе не по силам. Так что идем, полюбуешься.

Он пошел, сдерживая шаг, чтобы не обогнать меня. И тут выдержка изменила ему, может быть, в первый раз в жизни. И в последний…

Он рванулся вперед, обрывки черного шелка затрепетали за его спиной, как подрезанные вороньи крылья.

Потом я увидел, как с шумом выстрелила ветвь на дереве, освобождаясь от тяжести камня… Когда я подошел, Коротышка был мертв…

20

Я брел по дороге на перевал и, заслышав голоса или стук копыт, прятался в зарослях. Я боялся людей.

Мимо меня прогромыхала целая вереница груженых арб с голосистыми арбакешами верхом на лошадях. Я ждал, когда они проедут, и уснул. Наступило воскресенье, и люди ехали в город на базар, как будто ничего в мире не произошло.

Как потом мне сказали, я вскрикивал во сне ужасным голосом. По этим крикам меня и нашли.

Я с трудом раскрыл глаза. Кто-то больно шлепал меня по щекам. Вокруг стояли какие-то люди.

— Крепко спал. Наверное, золото во сне видел?

Вроде бы знакомый голос… Солнце слепило глаза.

Совершенно не хотелось подниматься, но меня вывели под руки на дорогу. Я пригляделся: впереди маячила ширинка на неположенном месте.

— Хамракул! — обрадовался я.

— Очухался? Предатель, ядовитая гадина, скорпион.