Вскоре выехали на равнину, усеянную какими-то исковерканными металлическими конструкциями. Невольно вспомнились слова поэта: «О поле, поле, кто тебя усеял?..» Подъехав поближе, увидели: то тут, то там, и насколько мог охватить глаз, валялись первые ступени баллистических ракет Р-9, с помощью которых с Байконура запускают спутники. Беглый осмотр показал: на некоторых экземплярах совершенно недеформированные двигательные установки со всем топливным и навигационным оборудованием. Ну прямо заменяй деформированный топливный бак и используй ракету по назначению. Но все это валяется в бесчисленном количестве, никому не нужное. Иначе, чем дикостью, присущей только одной стране в мире, не назовешь. Ведь одного ценнейшего металла здесь разбросано огромное количество. А многие агрегаты на двигательных установках могли бы пойти в дело без ремонта. Но мы богатая — нищая страна, и социализм у нас развитой, что нам какие-то «отбросы» производства.
Вдалеке, на севере, увидели отару овец. Действительно, здесь паслось огромное стадо, и сопровождал его один чабан с двумя огромными псами.
Подивились увиденному чуду: чабан этот, казах по национальности, разъезжал за стадом овец на «Волге» ГАЗ-24, запряженной лощадью. На заднем сиденье у него оборудовано было спальное место. Вместо правого переднего сиденья установлена небольшая металлическая печурка с трубой, выходящей через правое окно передней двери. На печурке — кастрюля с едой. Рядом — запас мелко нарубленных дровишек. Багажник также заполнен дровами и мешочками (видимо, съестные припасы). Мудро приспособил чабан автомобиль с приводом в одну лошадиную силу — и крыша над головой есть, и походная кухня, и не нужно бензина. Разговорились, спросили как проехать к озеру Тенгиз.
— Вон туда, — показал чабан на север.
— А далеко ли?
— Да нет. Часа два езды, — видимо, он измерял расстояние скоростью передвижения своего экипажа.
Потом спросили: «Не страшно ли бывает, когда с неба падают вот такие железяки. Что будет с твоим походным жилищем, если вдруг попадет?»
— Не, не страшно. Они падают вон там, — и показал в юго-восточную сторону.
— Как «вон там»? А эта вот железяка откуда взялась?
— А эта упала давно, — наивно ответил чабан, видимо, уверенный в том, что сюда подобный сюрприз больше не прилетит.
Распрощавшись с чабаном, двинулись на север и через час были почти у цели. Километрах в десяти виднелся наш самолет, уже прибывший на место встречи. А дорогу нам преградила река с крутым северным берегом. Река эта через каждые 200–300 метров прерывалась перемычками. Причем каждый водоем отличался от другого и прозрачностью воды, и растительностью, и грунтом берегов. Там, где берега и дно водоема покрыты мелким гравием, — вода прозрачная, как стекло, и в ней не видно ни растительности, ни живности. Оказалось, вода-то соленая. А там, где берега глинистые, дно водоема илистое, берега поросли камышом, и рыбы в воде видно очень много.
Наконец нашли твердую перемычку между водоемами и пологий противоположный берег, здесь и переправились на северную сторону. А через пятнадцать минут подъехали к самолету, который ожидал нас около часа, и экипаж уже было собрался вылетать на наши поиски.
Посмотрев путь на карте, увидели, что мы от последнего целинного поселения поехали не по той дороге, потому и занесло нас в запретную зону и для автотранспорта, и тем более для самолетов.
Осмотрев площадку будущих работ, привязали координаты боевой скважины, технической позиции и жилого городка. После походного обеда под крылом самолета, в тени, защищающей от палящего солнца, нам предстоял полет в Целиноград. А сопровождавшим нас геологам на двух автомашинах предстоял пробег в обратном направлении до Аркалыка, но уже по другой дороге, подсказанной штурманом самолета.
Им же нужно было выручать автомашину со сломанной рессорой, оставленную там, на юге Целиноградской степи.
В Целинограде нам предстояла встреча с первым секретарем обкома КПСС. По дороге с аэродрома до Целинограда мы снова обратили внимание на хилые растения пшеницы на бескрайних полях и тучные травы там, где степь еще не успели разработать.
Город Целиноград состоит как бы из двух частей: старой Акмолы (белая могила) и новой застройки по хрущевскому образцу.
Древние казахские одноэтажные жилые кварталы тянулись вдоль улиц сплошными, правда, подновленными и покрашенными стенами без единого окна, выходящего на улицу. Лишь еле заметные дверцы в сплошной стене, наглухо закрытые, указывали на вход в дувал (двор) жилища. Там, за стеной, виднелась зеленая растительность.
Улицы старой части города без зеленых насаждений выглядели чисто, ухоженно, но на них почти не было видно людей. Создавалось впечатление, что эта часть города — нежилая, ну прямо «мола».
Вторая часть города ничем не отличалась от современных советских городов — однотипные, в основном пятиэтажные дома — хрущевки без каких-либо архитектурных украшений.