Подземные реки (СИ)

– Пока нет. Сидим, трясемся. Мне ведь еще три года до пенсии…

– Не переживай. У тебя есть дети, – поможем. Я, кстати, со всеми долгами расплатилась. К Лизе тоже ездила, – ей немного помогла. Кстати, мое одиночество может скоро закончится.

– Да ты что? И кто он?

– Иностранец. Итальянец. Зовут Джорджио.

– Ну, дай бог. Дай бог… – радостно пробормотал отец.

Вино тут же было разлито по бокалам. Усевшись за небольшой кухонный столик, дочь провозгласила первый тост за здоровье, потом за благополучие во всем, на третьем тосте ее бровь выразительно приподнялась. Она спросила:

– Я хотела с тобой поболтать на одну тему. По поводу тебя и мамы. Что вы вечно поделить не могли? И денег ты ей не давал и все скандалы в основном из-за этого…

Отец положил ногу на ногу, прислонился головой к холодильнику и спокойно произнес:

– А я тебе объясню с большим удовольствием. Весь расклад. Когда мы только поженились, я несколько лет все деньги до копейки отдавал Маше. У меня так же родители жили, – отец приносил все в дом, клал матери в кубышку и больше ни о чем не волновался. Твоя бабушка распоряжалась всем абсолютно, и всегда дома было что поесть и деньги на книжке копились. Причем, бабушка клала ровно пополам себе и деду, – у каждого по отдельному вкладу было. Очень щепетильно к таким вопросам подходила, – даже дед при смерти когда был, отказывалась его чем-то обделять.

Вика мыслями унеслась в прошлое, – вспомнила те годы, когда ее с сестрой, маленьких, привозили на лето в деревню. Отец же продолжал:

– Помню, как-то у нас в деревне умер председатель колхоза, – мне лет пять – шесть тогда всего исполнилось. Для деревни – первый человек, один из самых богатых был. Сорил деньгами направо и налево. Жена его наряды меняла почти каждый день. А на похороны собирали всей деревней. Оказалось, что за душой-то – ни гроша! Гол, как сокол! Сколько потом сплетен, позора было…Ужас! Жена председателя с детьми сразу без копейки денег остались, в такую нищету сразу попали… Что значит – плохая хозяйка! А я все это видел. И мать моя мне тогда сказала: «Вот и посмотри сынок, как жить-то не надо. Деньги надо уметь не только получать, но и тратить с умом. Чтобы и жить достойно и заначка оставалась». Я так и жил. Я понял тогда на всю жизнь, что главное – заначка! И отдавая деньги Маше, ни о чем не волновался, – думал, что она все откладывает. И зарабатывал я тогда в три раза больше, чем мои братья. У всех – сто, сто двадцать в месяц. А у меня – триста. И потом; я не пил, не курил, в рестораны не ходил и в вещах не больно прихотлив. Потом, через какое-то время, начал спрашивать: «Маш, а сколько у нас денег?» А Маша мне: «А денег нет!». Думаю: «Вот, черт! Я тут пребываю в уверенности, что у меня дома полная коробочка… А на деле? Шиш с маслом?! И живем мы через пень колоду».

Отец внимательно взглянул на дочь и увидел в ее глазах понимание. Он продолжил:

– Я сел с ней спокойно, по-хорошему. Говорю: «Давай разберемся; где деньги, куда потратила, почему у нас с тобой ничего не остается. То есть найдем, где дыра. У нас за несколько лет с тобой ни вещей путных не появилось, ни еды какой-то особой нет. Куда деньги ушли?» Маша мне закатила тут же истерику, что она тоже деньги не пропивает и по ресторанам не ходит. Стало понятно, что ответа вменяемого я от нее не дождусь. Причем, мне с обидой такой заявила: «Не нравится, – сам хозяйство веди!» На том и порешили. Я сам стал покупать все продукты, вещи. За дом платить, страховки все на мне были. Договоримся в какой месяц кому что покупаем, – ей, мне, детям, – вам то есть. Она свою зарплату мне не отдавала. Даже не видел сколько получала и куда тратила. Что-то в дом, конечно, приносила, но чтобы конкретно что-то взяла на себя и постоянно платила – нет, этого не было. Я смирился. Велел Маше смотреть за детьми, готовить, чтобы у вас все было…

Вика вспомнила свое детство, – как сидела постоянно голодная напару с Васькой, пока не пошла работать. Как то и дело ходила сдавать бутылки, чтобы купить молока…

– Пап, я все помню. И помню, как ходила в школу. Юбка на вырост, закрученная на груди. А обувь? Мамины сапоги, которые развалились, – молнию нитками на себе зашивала. Сидела в классе и не знала, куда от стыда засунуть ноги…

– Что ерунду городишь? А кто в Одессу для вас с Лизой за шмотками летал? Я ведь целый баул тогда новых вещей вам тогда привез!

Колесникова хотела было открыть рот и сказать, что это за всю жизнь было единожды, но, взглянув на отца, поняла, что спорить бесполезно. Он видел все по – другому, – как удобно ему.

– Маша сначала меня хвалила по всем родным, а потом злиться начала. Говорит: «Ты мне денег не даешь!», а я ей: «Маш, мы же договорились… Я же для нас все делаю!» Показал ей книжку со своими расходами, доходами. У меня же все записано, – куда, сколько. Листочек с зарплатой. На неделю успокаивалась и опять: «Ты мне денег не даешь!». Как попугай. Ничего не хотела понимать. Я уже рукой махнул, – пусть орет. Объяснять ей что-то было просто бесполезно. И денег давать тоже, – все пропадет и концов не найдешь.