Подземные сокровища

Однажды на несколько дней в деревне остановилась военная часть, шедшая на передовые позиции. Подружился Волька с сапером дядюшкой Лагуновым. Все умел делать сапер, и этим напоминал он Вольке отца. Он мастерил табуретки, вырезал из фанеры петушков, лагуновские глиняные свистульки пели на разные голоса. Волька устраивал такой пересвист, что тетка затыкала уши и уходила к соседям. А Лагунов говорил мальчику:

— Эх, Волька, кабы не война, кабы мирная жизнь сейчас. Взял бы я тебя с собой на Каспий — родина там моя. Ты море не видел? Ширь-то, ширь какая… Красота ненаглядная. Мы — Лагуновы — потомственные рыбаки.

И, помолчав, спрашивал:

— А знаешь ли ты, сколько матерая белуга весит?

Волька пытался угадать:

— Здоровая, верно, не меньше пуда…

— Сразу видно, что соленой воды не пробовал… В хорошей белуге сто пудов веса.

Волька свистел от удовольствия. А Лагунов восхищенно спрашивал:

— А сколько, думаешь, в белуге длины?

Волька силился себе представить громадную рыбину и, боясь ошибиться, говорил:

— Надо думать, не меньше стола.

Лагунов смеялся и спрашивал опять:

— Еж-рыбу видал?

И принимался рассказывать про еж-рыбу, про молот-рыбу, про чорт-рыбу. Мальчик слушал, затаив дыхание.

Ночью Вольке снилось море, почему-то похожее на деревенский пруд. Диковинные рыбы плыли мимо Вольки, блистая чешуей, и глядели на него мутными глазами.

Навсегда сохранились в благодарном мальчишечьем сердце воспоминания о Лагунове и его рассказах.

С тех пор Вольку потянуло на море.

…А время шло своим чередом. Кончилась война, с фронта стали возвращаться солдаты. Но среди них не было волькиного отца — смертью храбрых пал он на полях далекой Померании. Мальчик дал слово стать таким же, как и отец, — храбрым, умелым.

Одиннадцатилетний Волька отлично пас лошадей в ночном, бесстрашно лазил по деревьям, прыгал с обрыва в Волгу вниз головой. Он слыл неплохим бегуном, ловким городошником.

Однажды Волька вбежал в избу радостный и возбужденный, с конвертом в руках…

— Ответил, ответил…

— Кто ответил? — испуганно спросила тетка.

— Дядя Лагунов, с Каспия. Помнишь, у нас гостил?

— Как не помнить. Хороший человек — дай бог ему здоровья.

— Меня к себе зовет, на море. Я ему писал, что отец погиб.

— Тебе, Волька, еще учиться надо.

— А дядя Лагунов меня и зовет к себе учиться — у них там школа юнг открывается.

Вечером уже вся деревня знала, что Волька Салаженков собирается ехать на море, в школу юнг. Мальчишки глядели на него с нескрываемой завистью. Девчонки преисполнились к Вольке такого уважения, что обращались к нему только на «вы». Так и спрашивали:

— Вы не скажете, Воля, говорят, на море вода соленая?

— Точно, — важно отвечал Волька.

Ходить он стал вразвалку, как и подобает моряку. Закурил бы и трубку, если б не боялся теткиного гнева. Сердить тетку было никак нельзя — она еще колебалась: отпускать Вольку за тридевять земель на море или не отпускать.

Все решилось, когда Лагунов прислал тетке длинное письмо и деньги — на дорогу Вольке.

Тетка поплакала и отпустила. Это было как раз вовремя. Девчонки уже ехидно спрашивали Вольку:

— Не раздумали ехать?

Волька испытывал сильное желание оттаскать девчонок за косы, но сдерживал себя и сквозь зубы цедил:

— Отплытие задерживается по непредвиденным обстоятельствам.

Вскоре на деревенском сходе тетка сама объявила о том, что Волька едет в морскую школу. Девчонки замолчали.

Вечером в воскресенье Волька надел шапку набекрень, взял старую отцовскую гармонь, вышел на улицу и заиграл. К дому Салаженковых со всех улиц сбежались ребята. Изо всей мочи Вольна пел под гармонь:

Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали…

Под песню вся ватага двинулась по улице. Мальчишки дружным хором подхватывали слова:

Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от этой земли.

Старухи открывали окна и сочувственно вздыхали. Одни осуждали тетку, решившую отпустить Вольку, иные, наоборот, говорили с одобрением:

— К хорошему человеку почему не отпустить?

— Путь далек…

— Не маленький — доберется.

— Парень-то сорви-голова.

Утром Волька взял билет до Соколиных Гор, где должен был пересесть на транзитный пароход, идущий до Астрахани.

По палубам «Владимира Маяковского» Волька разгуливал важно. С видом знатока он присматривался к работе матросов, а возле капитанского мостика даже высказался в том смысле, что, де, неплохо бы прибавить ходу.

И вдруг он обнаружил на судне еще одного моряка — юнгу и даже в матроске и бескозырке. Моряк этот, по мнению Вольки, сильно задавался. Такого дядя Лагунов никогда бы на море не пригласил.

На корме парохода и произошла встреча, закончившаяся столь неожиданным и стремительным падением обоих мальчиков за борт.

…Пароход быстро двигался по речному раздолью. Блестящие брызги воды от колес долетали до иллюминаторов. Приветливый кок принес в медпункт для пострадавших горячее молоко с малиновым вареньем.

— Ну как, ребятки, — ласково приветствовал он драчунов, — Помирились, как в водичку попали, а? Водичка, да еще холодная — враз приведет в сознание.

Кок хитро посматривал на ребят.