Подземный факел

Коцюбе изо рва было хорошо видно, как вспыхнул в руке ефрейтора фонарик, светлое пятно скользнуло по кабине, выхватило из ночного мрака широкое лицо водителя, его квадратный подбородок, низко надвинутую на лоб пилотку. Рядом с ним в кабине сидел еще один — в плащ-палатке, в офицерской фуражке.

— Пограничный патруль. Прошу предъявить документы! — негромко сказал Гейко.

Водитель молча высунул из кабины руку, подал бумаги. Ефрейтор просмотрел их и, возвращая, посоветовал.

— Не задерживайтесь. Приготовьте на всякий случай оружие. Здесь небезопасно.

Через несколько минут «студебеккер» исчез в темноте.

— Что за машина? — поинтересовался Коцюба.

— Из полка связи, едут в продсклад. А документы имеются по всей форме.

— Погоди, — привстал Коцюба. — Из полка связи? Почему же на офицере… Ты не обратил внимания, какой околыш на его фуражке? Разве не красный, не пехотный? Документы у офицера ты проверил?

Гейко не успел ответить ему. Над яром заплясали, замигали быстрые вспышки, треск автоматных очередей распорол тишину. Вразнобой загремели выстрелы из винтовок, и сразу же, один за другим, встряхнули воздух взрывы гранат.

Гейко вскинул свой ППШ.

— Не спеши, не время, — остановил Коцюба. — Подпустим… Вон они, видишь? Спокойно, ефрейтор, спокойно!

Из яра на дорогу выскакивали темные призраки. Засада слева у скалы ударила по ним длинной очередью. Призраки метнулись в сторону и, набегая на Коцюбу и Гейко, превращались в орущую разношерстную толпу людей.

Пулемет Коцюбы мелко задрожал, заглушая сухой треск автомата ефрейтора. В траву посыпались теплые стреляные гильзы, запахло порохом.

Несколько бандитов остались лежать на земле темными кочками, остальные хлынули назад к яру.

— За мной, вперед! — послышался далекий голос лейтенанта Петришина. Гейко вскочил на ноги, Коцюба дернул его за полу шинели.

— Ложись!

Опомнившись, ефрейтор упал, тихо ругая себя, что не удержался, бросился на голос командира, хотя ему и Коцюбе было приказано оставаться в засаде до конца операции.

Он вовремя прижался к земле. Тонко свистнули пули, сшибая над головой ветки, от ствола поваленной сосны отлетела труха. Снова на шоссе замелькали темные фигуры. Бандиты бежали пригибаясь, силясь быстрее миновать открытое место, уйти в лес.

Твердый приклад ручного пулемета словно сросся с плечом Коцюбы. Нажимая на спуск, он посылал короткие очереди, не жалея патронов. Зло захлебывался пулемет соседей под скалой. Под перекрестным огнем бандиты залегли, прижались к бровке шоссе, вяло отстреливались.

Они трижды поднимались и трижды ложились, не преодолев огненного барьера. А позади, за их спинами, разгоралась стрельба, ржала раненая лошадь, слышались крики. Группы Петришина и старшины Кузьмина уже прочесывали яр. Для недобитых бандитов был единственный путь к спасению — через дорогу, в лес.

Они поднялись в четвертый раз, остервенело бросились вперед и заметались под пулями, зажатые с двух сторон.

4

Рассветало. На дне яра пахло плесенью и пороховым дымом. В кустах лежала лошадь, виднелась опрокинутая повозка.

Пограничники сносили в кучу брошенные бандитами немецкие автоматы, винтовки и патронные подсумки.

Шесть «лесовиков» в оборванной, испачканной грязью одежде сбились в кучку под деревом, держа над головами поднятые руки. Старшина Кузьмин обыскивал пленных. Это было все, что осталось от шайки Гандзи.

Петришин сидел на влажном холодном камне, положив на колени наспех перевязанную руку. Сквозь бинт сочилась кровь, лоб лейтенанта покрылся горячей испариной.

Худой бандеровец в серо-зеленом френче, перетянутом ремнем с пряжкой-трезубцем, стоял перед Петришиным. Давно не стриженные волосы падали грязными космами на плечи бандита. Его руки мелко дрожали. Он то и дело оглядывался, будто ожидал, что его схватят сзади.

Петришин смотрел на него не отрываясь. Под тяжелым взглядом тот ежился, подергивал плечами, дышал тяжело и часто.

— Та-а-ак, — морщась, протянул лейтенант и негромко, спокойно опросил: — Где Гандзя, может, ты мне скажешь?

Бандит шевельнул губами:

— С Довбней вдвоем, еще вчера вечером… Ушли они. Ночью появились было, потом опять… исчезли оба.

— Куда?

— Не знаю. Ничего не ведаю, пане… — он запнулся, опустил голову. — Богом клянусь…

— Помолчи со своими клятвами! Зачем возвращался Гандзя ночью?

Бандеровец молчал, нервно подергивая плечами.

— За сундучком? Что несли в нем? Ну!

— Золото, прошу вас… Золото несли, кольца, браслетки… Дорогие камни были. Хлопцы казалы, я не бачив. Довбня, телохранитель Гандзи, при том сундучке был неотлучно.

— Куда тащили все это?

— Туда, на запад… Гандзя обещал поделить поровну, когда доберемся… к немцам. Жить, говорил, богато будем…

Петришин отвернулся, кивнул головой солдату с автоматом.

— Давай следующего!

К лейтенанту подвели невысокого паренька лет восемнадцати. Он смотрел широко открытыми глазами на офицера-пограничника, на его перевязанную руку. Веснушчатое лицо парня покрылось смертельной бледностью.