Подземный гараж

Когда тебе говорят, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем тебе попасть в царство небесное, ты лишь хохочешь. Наверняка это какой-то неправильный перевод, а если нет, ты все равно предпочтешь быть верблюдом, потому что точно знаешь: на небесах — только пустота, нет там никакого царства, не живут никакие святые и ангелы, не порхают там праведные души, как и грешные души не горят ни в каком аду. Не живет там седобородый Бог, который мягко попрекает мелких грешников и с громовыми угрозами бросает в бездну негодяев, да еще и кричит работникам низших сфер, мол, на вертел этих убийц, этих обидчиков детей, этих губителей мира, этих дурных отцов и жестокосердых матерей. Да и праведников он не вводит в свой облачный дворец: не хватает еще, чтобы они околачивались там до скончания времен, когда мироздание снова начнет сбегаться и вернется к исходной точке, и множество снова станет единицей, как это было перед Большим взрывом. Нет никакой потусторонней справедливости, которая наводит порядок в беспорядке. Есть лишь одно: то, что мы здесь живем; нет ни награды, ни наказания, есть только жизни, которые издали, особенно из окон небесных чертогов, вообще не видны.

Ты точно знаешь: ты должен быть верблюдом, должен пройти огонь и воду и медные трубы; но у тебя и в мыслях нет пролезать через игольное ушко: если надо будет, ты все эти иглы растопчешь своими копытами. Если ты несчастен, это вовсе не значит, что ты готов понимать других несчастных, — разве что в той мере, в какой это в твоих интересах, потому что так ты имеешь шанс получить вспомоществование или хотя бы рассчитывать на чье-нибудь сочувствие, — тогда ты обнимешься с другими, дескать, давайте согреем друг друга, как поросята того бедняка крестьянина; а вообще-то как только ты выбьешься из нищеты, ты тут же про них забудешь. Когда ты окажешься вне этого круга, ты всех, кто там остался, будешь считать бездарными, беспомощными, ни на что не пригодными, а то еще и паразитами. То есть они, эти люди, заслужили такую судьбу: ведь если ты хочешь чего-то добиться, ты знаешь, для этого нужно только работать. С другой стороны, можно ли требовать чего-то такого от тех, кто заведомо родился бездельником, — ведь ума у них достает лишь на то, чтобы всякими правдами и неправдами получать подачки и услуги, таким образом растаскивая государственные средства, которые можно было бы обратить на куда более полезные вещи.

Известно: тому, кто хочет помочь себе, и Бог помогает. Ни к чему ходить далеко: тут, перед твоим носом, твой собственный пример. Ты ведь сам сумел выбраться из несчастий, потому что работал, и видите, результат налицо, говоришь ты дома, объясняя самому себе и семье, почему тебя не интересуют бывшие сотоварищи по судьбе. Ты рассказываешь о них, о каждом по отдельности и обо всех вместе, поучительные истории: ведь сколько раз перед ними открывалась какая-нибудь великолепная возможность, но они, конечно, не пожелали ею воспользоваться, для них корчма и безделье были важнее. А ведь и тебе помог только случай, когда умерла одна твоя бездетная родственница и тебе досталась ее квартира. Это была старая тетушка в Будапеште, ты даже не знал, что она еще жива, в последний раз ты встречался с ней в детстве, а потом тебе и в голову не приходило навестить ее. Квартиру должны были получить соседи, потому что они ухаживали за ней, даже денег для нее не жалели, думали, чьему-нибудь ребенку эта квартира будет кстати. Но тетушка не оставила завещания, об этом как-то все позабыли, она и сама не помнила, что у нее есть родня, но суд это выяснил. Соседи так и не смогли доказать свои права, и суд, следуя букве закона, присудил квартиру правомочному, по бумагам, наследнику.

Вот у тебя и появился кров над головой. И это вовсе не был тот кров, про который поп говорил своей пастве: дескать, кому негде жить, тому тело Христово станет прибежищем, — но разве можно представить, чтобы тело мертвого Бога защитило, например, от плохой погоды. Церкви же на ночь запирают, чтобы туда не набились бездомные, потому что церкви существуют только для достойных верующих, которые еще в детстве регулярно принимали участие в различных обрядах, а с тех пор платят церковный налог, и если нужно, то частью урожая или деньгами способствуют процветанию общины. Церкви — это духовные офисы государственной власти, где попы морально закабаляют верующих, боящихся смерти, вживляя в них такие рецепторы повиновения, от которых невозможно избавиться на протяжении всей жизни, так что какая бы радость у тебя ни случилась, ты боишься, что на том свете тебе многократно придется расплачиваться за это.