Опасно все, что содержит вопрос, как ты живешь; опасно все, в чем слышится хотя бы попытка узнать, что существует мир и если существует, то почему. Ты знаешь: все, что опасно, нужно ликвидировать. Изгнать из семьи, изгнать из страны, изгнать с континента, истребить во всем мире. Истребление, пускай оно связано с кровопролитием и разрушением, европейские нации встречают бурной овацией, причем в равной степени консерваторы и либералы, в этом отношении дудят в одну дуду даже закоренелые враги: скажем, фламандцы и валлоны, испанцы, баски, каталонцы, ирландцы и англичане, евреи и антисемиты. Утопающие в механизированном кровопролитии солдаты испытывают небесное блаженство; конечно, не те, кто защищает третий мир. Те — ничего не стоят. Жителей третьего мира и ста тысяч мало, чтобы о них заговорила мировая пресса. Часто цунами или гигантского по силе землетрясения где-нибудь в Азии или Африке недостаточно, чтобы сейсмографы телеканалов мира хоть чуточку дрогнули, — разве что если в опасности окажется жизнь нескольких забредших туда европейских или американских лоботрясов, а уж тем более если они погибнут.
Мусульмане опасны; бесполезно даже просить у них за столом, покрытым белой скатертью, мол, дорогие мусульмане, не будьте вы уже такими опасными, — они ничего не желают слушать. Конечно, мусульмане не потому опасны, что держат руку на нефтяном кране и открывают или закрывают его по своей прихоти, и не потому опасны, что, не жалея собственной жизни, постоянно держат в паническом страхе нашего брата, не давая забыть, что в любой момент ты можешь стать жертвой какого-нибудь оставленного в сторонке чемодана, набитого огромной силы взрывчатым веществом, и не потому опасны, что деньги налогоплательщиков, вместо того чтобы направить их на повышение нашего благополучия, приходится тратить на поиски средств и создание организаций по борьбе с террором. Конечно, теракты все равно происходят: эти ребята из Малой Азии или из Северной Африки настолько коварны, что могут обвести вокруг пальца даже самые современные защитные системы, этому они учатся с детства, это написано у них в Коране. За религиозными догматами прячутся хитрые технические устройства, термоядерные рецепты — правда, этого никто не может оттуда вычитать, только они.
Но опасны они не поэтому. Мусульмане опасны потому, что ставят под вопрос твое господствующее положение в мире, ставят под вопрос жизнь, которой ты живешь. Они ставят под вопрос комфорт: полагается ли он тебе; ставят под вопрос твое состояние: какой ценой ты его скопил; ставят под вопрос твою веру: где в ней Бог? Ты боишься не той священной войны, в которой гремит оружие, не террористов-самоубийц, не террористов, угоняющих самолеты, взрывающих поезда и вагоны метро, — ты боишься той священной войны, которая ставит под вопрос твою жизнь: правомерна ли она? Ты боишься, что тебя спросят: твой джихад победил ли в тебе животное? Но ты не дашь им высказаться, ты их уничтожишь, говоришь ты и говорят твои руководители, вновь и вновь посылая армии для покорения этих территорий и для насаждения там справедливого государственного устройства, потому что они — опасны.
Ты считаешь, что положишь этому конец; так считают президенты, так считают и военачальники твоей армии. Ты считаешь, что в твоих силах остановить поток коварных, раздражающих тебя вопросов, что ты способен запретить им лезть со своими рожами в наши двери и окна, хотя ты уже давно не в том положении, когда можешь им запретить хоть что-то. Твой распущенный мир может кое-как сплотиться разве что для борьбы за окружающую среду или за гуманное отношение к животным. Ты готов даже в конституцию внести личные права животных, ты создаешь движение за спасение беспризорных собак в Румынии или на Украине, но ты понятия не имеешь, что можно поделать с той тайной армией, что выстроилась за бастионами морального превосходства, армией, которая, благодаря естественному приросту населения, постоянно увеличивает свою численность, в то время как ты приходишь в упадок даже биологически.