Подземный художник

Михаила Дмитриевича все это вполне устраивало, ибо вечерние соединения с секретаршей были для него после дневной нервотрепки активным, если так можно выразиться, отдыхом. Правда, некоторое время назад он здорово подставил Нонну, заразив хламидиозом, подхваченным от Светки, а секретарша, в свою очередь, одарила этими подлыми простейшими своего простоватого мужа, возившего из Холмогор в Москву пиломатериалы на арендованном длинномере. Впрочем, все обошлось: муж, сам, видно, погуливавший в командировках, вину взял на себя, а чтобы заслужить прощение, купил Нонне нутриевую шубу. Одного он никак не мог понять: откуда в Холмогорах этот диковинный хламидиоз? Триппер – ясно. Но хламидиоз? Свирельников, возмещая ущерб, подарил секретарше новенькие «жигули». Обрадованному мужу на всякий случай сказали: это вместо годовой премии, так как клиент расплатился по бартеру – тачками. С тех пор у Михаила Дмитриевича с Нонной ничего не было, ну, может, парочка спонтанных оралов после офисных праздничных выпивок. А большего и не требовалось: юная Светка выматывала его до полного невнимания к другим женщинам.

– Бухгалтерию ко мне! Прямо сейчас! – сурово распорядился Свирельников, направляясь в свой кабинет. – Черт знает что такое! До сих пор за рекламу «Столичному колоколу» не перечислили!

– Сейчас у вас Григорий Маркович. Вы ему на час назначили.

– Да, точно! – вспомнил он. – После Григория Марковича бухгалтерию!

В кабинете его дожидался юрист по фамилии Волванец – курчавый толстяк с лицом оперного красавца.

– Ну, как у нас дела? – спросил Свирельников, пожимая законнику руку.

– Дожимаем. Главное – доказать, что ваш договор с «Астартой» юридически ничтожен.

– Докажем?

– Думаю, да. Я отдал документы на экспертизу очень серьезным людям и получил обнадеживающее заключение. А пока подготовил встречный иск. Вот прочтите!

Свирельников взял странички, сел за стол и постарался вникнуть. Конечно, если быть честным хотя бы перед самим собой, сроки монтажа сантехнического оборудования в оздоровительном центре «Астарта» сорваны по вине «Сантехуюта»: не оплатили вовремя счета «Сантех-глобалу», те соответственно задержали поставку, а договором предусмотрена неустойка – вот ее-то теперь и взыскивает через суд «Астарта». Собственно, о чем тут говорить: раскошеливайся за разгильдяйство подчиненных, которые зарплату хотят получать в капиталистических долларах, а работать как при социализме – через седалищный орган.

Но именно для подобных каверзных случаев и существуют умельцы вроде Григория Марковича. Он изучил ситуацию, на первый взгляд безнадежную, и раскопал: оказывается, договор от «Астарты» подписал гендиректор, к тому времени только что назначенный и еще не внесенный в реестр, а это, по сути, делало сделку юридически ничтожной. «Сантехуют» якобы был вынужден отдать договор на дополнительную экспертизу, и это задержало перечисление средств «Сантех-глобалу». А без денег кто ж тебе отгрузит джакузи и массажные душевые кабинки? Значит, в срыве сроков монтажа виновата сама «Астарта».

«Лихо! – подивился Свирельников и с уважением глянул на хитромудрого Волванца. – Вот ведь еврейские мозги! Молодец!»

Занимаясь бизнесом, он быстро понял: если хочешь выиграть дело в суде, без еврея-юриста, или, как выражался Вовико, «евриста», не обойтись. И это была чистая правда.

– Отлично! Выпьете, Григорий Маркович?

– Рановато.

– Коньячку, символически. За успех!

– Ну, если символически…

Директор «Сантехуюта» нажал кнопку селектора:

– Нон, лимончик принеси!

– Кончился.

– А что есть?

– Апельсины.

– Давай! Только не режь, а почисти!

– Почему?

– Потому что такой день сегодня.

– Какой день?

– Усекновение головы Иоанна Крестителя. Резать никого нельзя!

– А-а-а…

Григорий Маркович во время этого «селекторного совещания» не смог скрыть улыбки, похожей на те, которыми обмениваются между собой родители, когда их дети в играх изображают взрослых. Но как только Свирельников отдал распоряжение и направился к большому глобусу, в котором таился бар, Волванец постарался придать своему лицу выражение доброжелательного равнодушия.

Надо сказать, Михаил Дмитриевич, в отличие от брата Федьки, относился к евреям с уважительной настороженностью. Еще в детстве он заметил: коль скоро заходила речь о них, отец с матерью всегда, даже если в комнате не было посторонних, почему-то понижали голос. Валентин Петрович как-то рассказывал, будто в двадцатые годы за антисемитские разговорчики могли запросто и расстрелять: декрет такой имелся, подписанный чуть ли не Лениным. Но родители понижали голос, даже если говорили о евреях вещи заурядно-бытовые, а то и вполне дружелюбные. Странно все-таки…