Подземный корабль

Приятно было, возвращаясь с работы, видеть ее на диване в гостиной. Закутавшись в шаль, подобрав под себя ноги, она изучала журналы с изображениями флорентийских вилл или фермерских домов в Провансе. Порой он обнаруживал в квартире чужую тетку лет сорока, в цыганской юбке и сапогах армейского образца — знаменитую, как оказывалось, дизайнершу. В Амстердаме Мстислав Романович был отведен на барахолку, оттуда ему пришлось волочить к машине столик, который колол его облезлыми ножками эпохи ар деко, но все же был укрощен и привезен в Москву, в их спальню. К обустройству дачи супруга отнеслась с еще большей страстью. Мокрыми осенними днями в плаще и его походных бахилах она бродила по грязи и руководила молдавскими мастерами, которые должны были именно так установить беседку, чтобы в полдень половина ее оставалась в тени, а половина на солнце. Замечательно, что она отыскала себе такое занятие — целесообразное, красивое и безвредное.

И теперь со всем этим она мгновенно рассталась, чтобы дать денег некоему мужчине.

Пять месяцев назад, заурядным июньским утром секретарша сообщила Морохову: только что позвонили люди, которым супруга Мстислава Романовича продала его квартиру. Теперь они желают получить ключи.

Как раз тогда решалась судьба старой бумажной фабрики в городе Донницы, однако же пришлось отвлечься на невероятную эту новость и позвонить жене на мобильный. Звонок был быстро сброшен. Через полчаса Славе позвонили с ее телефона, но голос, который он услышал, был совершенно неуместным.

У жен есть лучшие подруги. Нередко их зовут Тамарами. Подобная подруга вдруг объявилась и сказала, что неизбежен долгий разговор. Вечером он подхватил ее на перекрестке и был увезен в Тамарино жилище. В дальней комнате возился какой-то ее муж. Мстислава Романовича поместили на низенький детский стульчик с нарисованным на сиденье медвежонком и сообщили, что его жена действительно продала дачу, а также квартиру, где вместе они прожили больше шести лет. Такая возможность у нее была — жилая недвижимость на всякий случай была им записана на имя супруги.

У Мстислава Романовича было самое наивное и неопределенное представление о персонажах, живущих за счет женщин. Отчего-то сразу в его сознании утвердился образ белокурого мальчика с застенчивыми вениками ресниц. Все оказалось хуже и сложнее. Потом, когда подавали заявление на развод, его жена явилась вместе с другом, и вот, наконец, — возможность на него полюбоваться. Нет, он одного возраста с нею… Роста среднего, с тонкой талией, широкими плечами и с отменной мускулатурой, которая ясно просматривалась через рубашку. Его короткая борода начиналась от ушей, но толком росла лишь на конце подбородка, и было что-то порнографическое в этих толстых, редких волосах, в просвечивавшей сквозь них плотной желтоватой коже. Ясно, какой жанр он выбрал. Необузданный, простой сердцем дикарь, да еще в очень русском стиле — прямо из дебрей, из-под лесного пня. Вроде бы работал над документальным фильмом о чеченской войне, однако же до театра боевых действий не доехал и остался одерживать победы в Москве. Вначале они вели себя как дети: бегали на утренние сеансы в кино, назначали свидания в кофейнях. Потом она стала приходить к нему домой.

Стол не обходился без огарка свечи, к нему полагались два бокала с вином и долгие вразумления. Не только человек, но даже любая из миллиона травинок исполняет предназначение Божье, и главная цель — отыскать, для чего именно ты предназначен… Конечно, Мстиславу Романовичу не пришло бы в голову вести со своей супругой такие беседы. Даже умные, много пожившие мужчины, рассуждая о таких предметах, сбиваются нередко на пошлость. И занятие совсем убогое — заставлять красивых женщин за нами эти пошлости повторять.

Пробуждение нравственно заснувшей души — так мог бы назвать тот человек свой метод, если бы умел теоретизировать и был склонен к иронии. Но он никоим образом склонен не был, жил естественно, как птица поет, всегда знал, что ему следует делать, и сам иногда удивлялся, какие безошибочные получаются результаты. Один из приемов заключался в том, чтобы в двух-трех фразах осуждать решительно все, что бы ни делала мороховская серая лошадка. Если она одевалась элегантно и дорого, любовник приветствовал ее размышлениями о том, что в провинции семья с двумя маленькими детьми не меньше полугода могла бы существовать на деньги, в которые обошлись эти ничтожные тряпки. В следующий раз, увидев ее в копеечных брюках и рубашке, он изумлялся скупости, присущей богатым людям, которые бесполезно сидят на своих деньгах, как курица на яйцах. Эту нехитрую тактику она быстро поняла, с грустью с ней примирилась и даже смогла полюбить, как нечто, присущее только ему. Так любят длинный нос, или прихрамывающую походку, или иной, ставший уже привычным, недостаток близкого человека.