Подземный левиафан

— Они следили за нами, — ответил Лазарел. — Вот в чем дело. Все побеги Уильяма были организованы. Они окружали его сфабрикованными, поддельными угрозами. Провоцировали в нем паранойю. Вскрывали над паром его письма. Намекали на яд в супе. Наняли садовника-японца, чтобы он следил за Уильямом и изводил его, появляясь перед ним неожиданно. И Уильям решил, что стал объектом чудовищного заговора, в котором сделана ставка на его рассудок и жизнь. Он бежал домой, на следующий день его провоцировали, он совершал проступки разной тяжести, и его снова помещали под надзор. В лечебнице его немедленно накачивали лекарствами и вытягивали всю возможную информацию о нас. Он был их связником.

Эдвард кивнул и мрачно нахмурился.

Джим, здорово напуганный картиной новых интриг и в особенности тем, что разговор о них зашел в такой поздний час, после приключений с летающими субмаринами и мертвецами, немного утешился тем, что профессор Лазарел больше не смотрит на его отца как на безусловно сумасшедшего. По крайней мере, такой вывод можно было сделать из слов профессора. Но в таком случае насколько отец нормален? — лихорадочно думал Джим. А если рассуждать далее, то в этом случае каждый из них по-своему в чем-то безумен, решил он. Более того, в каждом из них безумие прогрессирует — они быстро катятся по наклонной, увлекаемые совершенно ненормальными идеями и целями. И какой, спросил он себя, можно сделать отсюда вывод? Что, если очень скоро все они одновременно свихнутся? Может ли Гил Пич манипулировать ими, и если так, то как далеко распространяются его возможности? Это были вопросы первостепенной важности. Невозможно было поверить, что все эти незримые силы вокруг, поддерживающие целостность мира — приливы и отливы, магнитное поле Земли, космические лучи, все, что сохраняет порядок вещей, — отступает перед лицом отдельного индивидуума. Узы бытия исчезают по одному мановению его руки. Мир рассыпается на части.

— Я сейчас понял одну ужасную вещь, — сказал дядя Эдвард.

— Ого! — хмыкнул профессор Лазарел.

— Послушайте меня. Ты прав, говоря, что они следили за нами с помощью Уильяма. Это означает, что Уильям, самый восприимчивый из нас и самый — как бы получше выразиться? — доступный для них, сейчас оказался в беде. Теперь, когда у Пиньона и Фростикоса появился Гил, Уильям им больше не нужен. Мы с нашей батисферой для них мелочь. Пока мы ведем с музеями споры о зубах динозавров, у Пиньона уже есть подземный вездеход в полной боевой готовности. Ему и Фростикосу мы больше не интересны, и им ни к чему за нами следить. Мне кажется, недавний побег Уильяма был последним. Или я идиот, или у него серьезные неприятности. Гил Пич — это счастливый прикуп Пиньона. А Уильяма он теперь выбросит.

Нахмурившись, Лазарел пошуровал палочкой в костре и молчал до тех пор, пока палочка не разгорелась. Потом он взмахнул ею в воздухе, выписав во тьме оранжевую восьмерку.

— Мы уже слишком глубоко в этом увязли, вот что. Поверили в маркиза Куинсберри и ошиблись, но теперь ставки слишком велики. По-моему, мы должны вернуть Гила. Украсть его, если другого выхода не окажется. Каким образом Пиньон сумел его заманить? Ведь он такой слизняк…

— Очевидно, он пообещал взять Гила с собой к центру Земли, — ответил Эдвард, кивком намекая Джиму на подслушанный им разговор.

— Обещал взять Гила с собой к центру Земли! — откликнулся эхом Лазарел. — Да Гилу Пичу Пиньон нужен как рыбе зонтик. Судя по всему, Гил способен добраться туда в коробке из-под обуви.

— Гил, если я не ошибаюсь, верит в то, что он изобретатель, — заметил Эдвард, раскуривая трубку. — Он смотрит на Пиньона как на источник финансирования для создания своих сложных машин. Понимая науку по-своему, Гил верит в концепции своих механизмов. И хотя мы знаем, что он все это выдумывает, сам он не отдает себе в этом отчета.

Лазарел удивленно мигнул.

— И какую же часть своих изобретений он выдумал, по-твоему?

Эдвард пожал плечами.

— Он ничего не выдумывает, — возмущенно подал голос Джим.

Эдвард снова пожал плечами.

— Я пришел к выводу, что разобраться в этом, по крайней мере мне, невозможно. Хочу только повторить, что Уильям в большей опасности, чем ему кажется. С тем, что Гила тоже нужно освободить, я согласен. Он хороший парень, и мы должны ему помочь. Пиньон и Фростикос — подлецы, каких еще свет не видывал, — умыкнули сына у несчастной матери. Нужно выручать и Уильяма, и Гила.

— А до прибытия Сквайрса еще целых два дня, — заметил Джим, думая о своем отце и о сыновнем долге.