— Энунд утверждает, что самоцветными камнями, вроде нефрита или оникса, — ответил я. — Думаю, ни в одном дворце мира не найдется столь необычного домашнего любимца.
Конан ударил ладонью по воде, окатывая меня брызгами, и сказал:
— Эвисанде ты потом все объяснишь. Что вы узнали, сколько можно спрашивать? Хальк бегал по дворцу с выпученными глазами и орал, будто Ямурлак — чудо природы. Веллан, может, ты объяснишь, что происходило?
Оборотень ухмыльнулся, сложил руки над головой и с размаху нырнул. Появился он только возле противоположного края бассейна.
— Отцепись, варварская душа, — отплевываясь и мотая мокрой головой, заявил бритуниец. — У нас здесь Хальк самый умный. Выйдет из парной и все расскажет. А я отдыхаю, не видишь разве?
Конан в несколько гребков доплыл до оборотня, схватил его за плечи и попытался утопить. Некоторое время продолжалась буйная потасовка, в которой никто не мог одержать верх, поднятые двумя варварами волны перекатывались через край бассейна, а Эвисанда, почесывая за ухом разлегшегося на ее коленях сармака, тихо посмеивалась.
— Эй, вы! — это был голос Халька. — Вы что творите?
— Сейчас я его утоплю, — прорычал Конан. — И мы поговорим!
— Смотря кто кого утопит, — Веллан вцепился обеими руками в голову короля и, невзирая на сопротивление, погрузил ее в воду. — Хальк, ты начинай…
Немного погодя Конан и Веллан прекратили шуточную драку в воде, подплыли к бортику бассейна и уселись на нем. Хальк, завернутый в белоснежную с золотистой оторочкой тогу, присел на диванчик рядом с Эвисандой, неторопливо налил себе вина, сгрыз персик, и, посмотрев на короля с нескрываемым злорадством, сказал:
— Интересно, да? Будешь локти себе грызть из-за того, что не поехал с нами! Ладно, слушай. Мы прибыли в Ямурлак пять дней назад…
Хальк, как человек книжный и склонный замечать многое, не видное другим, говорил долго, обращая внимание короля на самые мелкие детали. Но сейчас я попытаюсь рассказать наши приключения после встречи с гигантским василиском по имени Тлакочауака своими словами. Извините, если повествование выйдет сбивчивым и не слишком внятным.
Тлакочауака, которого обитатели Ямурлака для простоты называли Тачем, несмотря на свою непомерную огромность, оказался очень милым созданием. Единственно, Тач был несколько велеречив и обстоятелен, отчего речи василиска продлились до заката и отряд вынужден был заночевать в пространстве меж его передних лап, больше напоминавшем горное ущелье. Однако мы прекрасно сознавали, что, будучи гостями Тача, находимся под его защитой и нам не страшны любые чудовища. Впрочем, достоверно выяснилось: в Ямурлаке не водятся монстры, опасные для жизни человека и все обитатели этой земли — как разумные, так и неразумные — относятся к людям с симпатией. Кроме, разумеется, выродившихся и обозленных альвов. Но те не посмели бы напасть на нас, так как боялись грифонов и самого древнего существа, ныне живущего на Закатном материке.
Тач рассказал нам многое. Сам он происходил из породы василисков, появившихся на свет при самом сотворении мира. Василиски растут в течение всей жизни, а потому Тач, единственный из рода обосновавшийся в Ямурлаке и остававшийся под защитой волшебной стены, вырос до столь немыслимых пределов. Вся беда василисков состояла в том, что их третий глаз, расположенный посреди лба, чудесным образом превращал любое живое существо в камень. Поэтому люди очень не любили это племя и всячески истребляли. По словам Тача, сейчас на Закатном материке осталось всего девятеро его сородичей, укрывшихся в самых недоступных человеку местах.
Да, Тач, проживший не меньше восьми тысяч лет, помнил, как зеленое пламя, ныне поставившее под угрозу самое существование государств людей, появлялось и раньше. Явления подземного огня происходили один раз за три тысячи лет, но сейчас случилось необычное: зеленые облака, выбрасываемые подземными тварями, в последний раз видели всего тысячу двести лет назад, во времена жизни святого Эпимитриуса и основания Аквилонии.
— Я помню, как атланты и кхарийцы боролись против подземного огня, — спокойно, с расстановкой, говорил Тач. Мы вместе с Велланом, Хальком и Энундом расположились на войлочной подстилке возле левой лапы василиска и глаза Тача, размером с десятиведерную бочку, взирали на нас с высоты. Хвала богам, что третий глаз гигантского чудовища был постоянно закрыт. — Впервые то, что вы сейчас обрисовали в своих речах, появилось спустя два солнечных круга после падения огромной небесной горы в каменистые пустоши на полуночи континента. Случилось тогда невероятное потрясение всех основ мира. Много лун над землями, теперь занятыми людьми, стояли черные облака пепла, не пропускавшие солнечный свет, а ближе к полуночным пределам внезапно воздвиглись горы…
— Это же Граскааль! — воскликнул Веллан, перебив старейшего. — Гномы нам рассказывали, будто Граскааль появился после падения небесной горы!