Подземный огонь

Всем придворным тарантийского замка (да и гостям тоже) давно пора уяснить, что Хальк с его истинно библиотекарской склонностью впитывать сплетни и раздобывать оные от самых разнообразных людей, всегда знает о самых незначительных событиях. Только вчера вечером за ужином он счел нужным уведомить меня, что кошка, живущая на кухне первого этажа, принесла семерых котят, а лейтенант Черных Драконов Гай Марселлус подцепил неприличную болезнь от городской шлюхи и к тому же голубиная почта доставила Просперо какое-то важное письмо с полудня… Немудрено, если барон Юсдаль осведомлен о похождениях Веллана.

— Рассказывай, — рявкнул Конан, а бритуниец опустил глаза и раскраснелся.

— Веллан в течение всей ночи, вплоть до шестого полуночного колокола находился в своей комнате, это я точно знаю, — осторожно подбирая слова, начал Хальк.

— Ты его сторожил, что ли? — мрачно усмехнулся король.

— Не совсем, — ответил библиотекарь. — Велл, расскажи лучше ты.

— А чего говорить? — буркнул оборотень. — Ну, с бабой я был… Чего в этом плохого? Не с мужиком же…

— Хальк, а ты откуда про это знаешь? — подозрительно сощурился Конан.

— Мои камин сообщается одной трубой с камином в покоях Веллана, — невозмутимо сказал Хальк. — Равно и с камином первого этажа. Если сидеть в кресле у очага и не мешает посторонний шум, все прекрасно слышно. А я как раз спал на диванчике у камина. Они мне спать мешали… Вначале смеялись громко, потом… — Хальк сделал многозначительную паузу. — Потом опять… Веллан, не смотри ты на меня волком, я ж не в замочную скважину поглядывал! Просто в других комнатах было холодно, вот я и устроился рядом с камином.

— Кто хоть она? — одним углом рта улыбнулся Конан и посмотрел на Веллана. — Герцогиню, небось, охмурил?

— Не-е, — отмахнулся бритуниец. — Служанка с кухни. Зачем мне благородные?..

— Следовательно, — я счел нужным снова вмешаться в разговор, так как Веллан совсем засмущался и сейчас нужно было выяснять не обстоятельства Веллановых приключений во имя Иштар, а суть неприятного происшествия с Энундом. Кроме того, я мог понять бритунийца — если в простецком Пограничье его бы никто не осудил за невинную интрижку с местной красоткой, то в Аквилонии с ее устоявшимися традициями могли серьезно пожурить за прелюбодеяние. — Следовательно, мы не можем найти свидетелей, а от Веллана подозрения, надо полагать, отводятся… Мы можем, конечно, спросить у прекрасной дамы, с которой он проводил время, что они делали после полуночи, но, полагаю… — при этих словах оборотень хмыкнул. — Веллан не виноват. У кого есть соображения?

Все замолчали. Спустя некоторое время Конан развел руками и покачал головой:

— Я ничего не понимаю. Бессмыслица. Энунд за все время пребывания во дворце никого и когтем не тронул! Его все любили… Бред.

— Не забудь, — я повернулся к королю, — хотели оклеветать Веллана, это ясно как день.

— Честное слово, — вскинулся бритуниец. — Я не мог нажить себе врагов в Тарантии! Кому было нужно, чтобы подозрения упали на меня?

Я добавил:

— И почему неизвестный выбрал именно грифона? Такое большое животное могло оказать сопротивление, причем яростное. А следов борьбы, как я полагаю, не обнаружилось?

— Да, — коротко ответил король. — Лекарь!

— Слушаю, повелитель, — с достоинством поклонился месьор Монтель. — Какие будут приказы?

— Помести Энунда в удобную комнату, — распорядился Конан. — Чтобы при нем неотлучно был один из твоих учеников. Постарайтесь вылечить.

— Это будет сложно, господин, — ответил Монтель. — Глаз животного вытек, кинжал пробил глазницу… Думаю, твой зверь долго не придет в сознание. А может быть, даже умрет, не сказав и слова.

— Если он вдруг очнется, — Конан положил ладонь на плечо Монтелю и заглянул ему в глаза. — Сразу же выспроси обстоятельства случившегося. Понял? Расскажешь герцогу Просперо или барону Гленнору. Я хочу выяснить… — тут киммериец обернулся к Веллану, легонько ткнул его кулаком в грудь и проговорил: — А ты не обижайся, нелюдь. Сам знаешь, когда я злой — лучше под руку не попадаться. Мир?

— Ненавижу киммерийцев, — проворчал Веллан, подавая руку Конану. — Сначала по морде бьют, а только потом разбираются. Ладно, мир.

Когда мы все выходили из гимнасической комнаты, а помощники лекаря Монтеля перекладывали бесчувственное тело грифона на широкие деревянные носилки, я расслышал, что Конан буркнул себе под нос:

— Дурацкая история… Ничего понять не могу.

Далее все происходило, как и намечали. Незадолго до полудня Конан вызвал к себе герцога Пуантенского, начальника тайной службы барона Гленнора и канцлера Публио, отдал им последние указания, вручил на сохранение корону и скипетр Аквилонии вместе с Большой печатью, оставив себе лишь Малую, подписал эдикт о временной передаче власти Государственному Совету, а затем ушел одеваться. Прецептором столицы был назначен граф Кертис — правая рука Гленнора.