Поджигатели (Книга 2)

Леганье взглянул на часы и через несколько минут сидел за рулем своего "рено" и лавировал в потоке машин, а через час входил в штаб-квартиру Гамелена в Венсенне.

Начальник Второго бюро сразу определил, что шеф сохранил прежнюю привычку не смотреть на собеседника. Наградив гостя приветливой улыбкой, когда здоровался, Гамелен тотчас отвел взгляд и стал слушать внимательно, сосредоточенно, как умел, пожалуй, слушать он один. Это дало Леганье возможность рассмотреть его и найти, что он отлично сохранился: почти нет морщин, в светлых, рыжеватых волосах незаметно седины; такие же, как прежде, небольшие, тщательно подстриженные светлые усики, все те же светлые внимательные глаза, готовые ежесекундно насторожиться, но остающиеся спокойными и избегающие взгляда собеседника. Реплики генерал подавал лаконические, негромкие, такие же точные и аккуратные, как и все в нем, - от пробора до складки на брюках.

Когда Леганье закончил свой обстоятельный доклад, в комнате несколько мгновений царила такая полная тишина, что отвыкшему от нее в парижском шуме Леганье она показалась многозначительной. Ему чудилось, что именно сейчас, после этой длинной паузы Гамелен заговорит о главном. Поэтому он был приятно разочарован, когда Гамелен произнес своим неизменно ровным голосом:

- Что вы скажете о ситуации в целом, мой друг?

И в ответ на довольно общие фразы начальника Второго бюро добавил:

- Меня занимает вопрос о том, что сказали бы французы, если бы мы без особых околичностей отвергли предложение русских о переговорах наших генеральных штабов на случай осложнений в Чехии.

- Французы?.. Они вышли бы на улицу, - уверенно проговорил Леганье. Это удивительно, мой генерал, но, оказывается, французы еще помнят, как в семидесятом году, когда все друзья Франции показали ей спину, чешская депутация в венском парламенте протестовала против присоединения Эльзаса и Лотарингии к Германии.

- Значит, по-вашему, нужно продолжать "делать вид"?

- Безусловно, мой генерал.

- Ваше мнение совпадает с тем, что я слышал на-днях от одного писателя. - Леганье насторожился, но генерал так и не назвал имени. - Он убежден, что кипучая деятельность, которую развили немцы, внушает опасения. Многим начинает казаться, будто речь идет вовсе не об одной Чехословакии.

- Это и я могу подтвердить, мой генерал.

- Вы согласны со мною, Леганье, что если мы во-время и с надлежащей тщательностью приведем в движение нашу военную машину, то можем выйти победителями из схватки с Германией?

- Вполне, мой генерал.

- Но вам ясно и то, что если мы дадим Германии усилиться за счет Чехословакии, Польши и Прибалтики, а сами лишимся союзников в Южной и Восточной Европе, наши карты можно считать битыми?

Леганье не знал, какого ответа ждет генерал, и потому предпочел смолчать. Гамелен заговорил снова, с очевидною неохотой:

- А можете ли вы мне гарантировать, что никто ни в кабинете министров, ни в кругах, стоящих за ним, не строит такого рода планов?

- Это было бы ужасно!

- Не можете ли дать мне более конкретный ответ?

- Мне просто не верится, мой генерал!

Первый раз за всю беседу светлые глаза Гамелена остановились на лице собеседника. Этот взгляд был коротким, но никто не назвал бы его теперь ни добрым, ни невнимательным.

Голос генерал-инспектора прозвучал необычно твердо, когда он спросил:

- В ком из министров я наживу врага, если на прямой вопрос правительства, можем ли мы выступить, отвечу "да"?

Леганье сделал вид, будто не понял Гамелена, и тот пояснил:

- Если я скажу: мы можем выступить и победить.

Леганье стало очевидно, что Гамелен знает больше, чем следовало. Нужно было не попасть впросак: не показаться нерадивым дураком, но и не сказать лишнего. После короткого раздумья он проговорил тоном, которому стремился придать интонацию неуверенности:

- Если бы в состав кабинета входил Фланден...

Гамелен перегнулся через ручку кресла и снова посмотрел ему в глаза:

- А поскольку его там нет?

- Может быть... Боннэ? - промямлил Леганье.

Гамелен откинулся в кресле, и его взгляд ушел в сторону.

- Вот мы и поняли друг друга, мой дорогой Леганье.

Леганье, испугавшись, что совершил ошибку, сказав про Боннэ, поспешно добавил:

- Хотя должен доложить, что в довольно узком кругу, где ему не было нужды скрывать свои мысли, Боннэ в связи с вопросом о Суэце решительно заявил, что ни дюйма французской территории не будет уступлено ни при каких обстоятельствах.

- Это хуже, чем если бы он прямо заявил, что готов не только Гитлеру, но и Муссолини отдать все, что тем нравится. Из-за того, что он держит и Чехословакию в уверенности, будто мы безусловно исполним свои договорные обязательства, Бенеш может пойти на какой-нибудь неверный шаг и... дом загорится с двух концов.

- Не думаю, мой генерал, чтобы Бенеш еще сохранил какие-нибудь иллюзии.

- Он предпочитает итти с русскими против немцев, чем отдать эти Судеты, - брезгливо проговорил Гамелен.

- Даже если мы совсем отступимся?

- Появление русских по эту сторону Карпат сейчас же вызвало бы крестовый поход против них всей Европы, а значит...

- И против нас?