— И… предрекают ли звезды победу в сражении? — осторожно спросила София.
Она уже давно подозревала, что умозаключения мавританки основывались скорее на здравом смысле, а не на положениях звезд.
— Скажем так, — ответила Мириам, — звезды не слишком благоволят к нашей подруге Женевьеве. — Она указала на юную альбигойку, которая как раз нехотя с помощью брата забиралась в седло. — Но если граф не предоставит как можно больше воинов, на успех рассчитывать не приходится, этот Монфор будет продолжать все сметать на своем пути, и если он решит взяться за Тулузу, мы все окажемся в опасности. Ты ведь знаешь, что его воины не разбирают, кто еретик, а кто преданный Папе христианин, что уж говорить о маврах и евреях.
София кивнула. Крестоносцы следовали указанию, которое якобы дал некий настоятель из Безье: убивайте всех, Господь узнает своих.
Лицо Мириам казалось угрюмым под покрывалом — или таким и было?
— Но если и Арагон пришлет свои отряды, тогда Окситании, возможно, удастся с помощью союзников отправить этого типа в преисподнюю!
София поспешно перекрестилась.
— Как вы можете такое говорить, это же… Это же крестоносцы, Папа…
Мириам махнула рукой.
— Господь узнает своих, — с иронией произнесла она.
Фламберт, который подъехал на лошади к Софии, улыбнулся.
— Разрешите сопровождать вас, госпожа София? — дружелюбно спросил он.
София залилась краской. Именно этого она и опасалась, но при всем желании не могла придумать, как вежливо отказаться от компании рыцаря. Прежде чем она вообще могла что-либо ответить, огромный белый конь Матьё де Меренге втиснулся между ее мулицей и гнедой лошадью Фламберта.
— Как бы не так, господин Фламберт! Сегодня я беру даму под свою опеку. Говорят, вы старательно готовили свою соколиху, госпожа София. Это чудесно, всем ведь нравятся послушные девушки… — Матьё подарил Софии победную улыбку.
— Э-э… она… она не послушная, она… весьма своенравная… — София нервно теребила поводья, из-за чего соколиха рассерженно захлопала крыльями. Она знала, что должна тщательно подбирать слова, существовали определенные правила учтивого общения с дамами и господами, — даже в случае вежливого отказа от сопровождения. Но растерявшейся Софии ничего не приходило в голову. Когда мужчина обращался к ней с каким-то требованием, она забывала все, чему ее учили. Она либо не могла вымолвить ни слова, либо лепетала что-то себе под нос. — Сокол ведь и не должен… ну… быть послушным, он должен скорее… он должен охотиться на добычу, он…
Матьё рассмеялся.
— О, послушание и некоторая своенравность не исключают друг друга, — заметил он. — Особенно это относится к любой представительнице женского пола. Взгляните на вашу мулицу: она горит нетерпением, но слушается поводьев.
Относительно животного Софии оставалось лишь надеяться на это. Мулица действительно вела себя беспокойно, что увеличивало неуверенность Софии. Ей хотелось бы ехать рядом с графиней или Женевьевой. Обе обладали опытом в обращении с лошадьми и могли посоветовать ей, как утихомирить мулицу, которая наверняка вела бы себя спокойнее, если бы конь Матьё не переминался с ноги на ногу возле нее.
Сейчас же София была полностью занята своей мулицей и никак не реагировала на последующие намеки Матьё. Чуть позже к ней присоединилась и Женевьева, которая, похоже, заметила ее трудности.
— Разве вы не видите, что выводите ее из себя? — набросилась она на рыцаря. — Равно как и своего коня. Мне говорили, что рыцарю следует выбирать спокойное животное, когда он сопровождает даму на прогулке. Но вам хочется похвастаться, что вы умеете усмирить и дикого коня. Вам следует вспомнить о рыцарской добродетели меры!
В ответ Матьё лишь рассмеялся.
— А мне говорили, что дама должна ездить лишь на совершенно невозмутимой лошадке. Если вообще ей следует ездить верхом. Я подарю вам паланкин, госпожа София, как только вы станете моей супругой!
— Но я не хочу быть вашей супругой! — вырвалось у Софии.
Женевьева бросила на юную жительницу Франконии косой взгляд. Альбигойка, несомненно, отреагировала бы так же, но ей казалось, что изящная девушка из крепости должна все-таки выражаться учтивей.
Матьё расплылся в улыбке.
— Вы это слышали, госпожа Женевьева? Похоже, мне следует поупражняться в усмирении непокорных лошадок. Тогда мне будет легче укротить и свою женушку.
— Не слушай его, — прошептала Женевьева Софии, которая уже не владела собой: ее нежное личико становилось то красным, то бледным, а в глазах читалась настоящая паника. — Поедем, отпусти немного поводья, тогда Грандесса пойдет чуть быстрей и мы догоним дам. Ты немного поболтаешь с графиней, в ее присутствии господин Матьё будет вести себя приличней.