Поединок на границе

…В самый канун войны каменец-подольская областная газета «Червонный кордон» писала:

«На крепкий замок закрыты наши советские рубежи. Их бдительно охраняют славные пограничники и их верные помощники — рабочие и колхозники, пламенные патриоты социалистической Родины. Советские патриоты распознают врага, как бы он ни маскировался. Семья путевого обходчика Алексея Васильевича Артемова имеет 170 задержаний нарушителей границы…»

Вот, дорогой читатель, о чем расскажет тебе поблекшая от времени фотография, которая хранится в Музее пограничных войск на Большой Бронной.

Почти четверть века уже минуло с тех пор. Где же сейчас эта семья, живы ли отец, мать, где их дети?

Недавно одному из авторов этого очерка удалось разыскать старшего сына Артемовых — Александра Алексеевича. Проживает он во Львове, работает на заводе автопогрузчиков.

…Дверь открыл уже немолодой человек, среднего роста, с серебристым инеем на висках.

— Как, неужели через столько лет обо мне вспомнили? — в его глазах блеснуло чувство сдержанной благодарности.

А уже через полчаса, удалив своего назойливого и любопытного внука в другую комнату, он начал рассказывать.

— Вы спрашиваете о судьбе нашей большой семьи? Я, как вы уже знаете, был в армии, когда началась война. Семья со станции Кривин эвакуировалась в село Воскресенск Саратовской области. Отец Алексей Васильевич и там работал путевым обходчиком. Погиб он в мае 1943 года при исполнении служебных обязанностей. Мать моя Ксения Петровна с младшими сестрами Аней и Леной весной 1944 вернулась из эвакуации в свой пограничный домик, где мы жили до войны. Сейчас она, кстати, гостит здесь, во Львове, у младшей сестры Лены, хотя постоянно проживает в Здолбунове на Ровенщине вместе со старшей дочерью Ниной.

С 1942 по 1945 год Нина Алексеевна находилась в рядах Советской Армии, была зенитчицей. А ныне она работает оператором в вагонном депо. У нее своя семья. Брат мой Ефим всю войну был на фронте. Командир танка «Т-34», он сражался за Днепр и Харьков, за Донбасс и Сталинград. В одном из боев на подступах к волжской твердыне Ефим пал смертью героя.

— Ну, а вы-то, как ваша жизнь сложилась?

— Да что о себе говорить… Был комиссаром эскадрильи истребителей. В первый день войны, 22 июня, на своей «чайке» мне удалось сбить три фашистских самолета. В тот же день и меня сшибли… Ранен был, но, как говорят, жив-здоров. Правда, не очень здоров — у меня вторая группа инвалидности. Но еще тружусь, не могу без дела. Самым счастливым для меня был день, когда в числе группы летчиков сам Михаил Иванович Калинин вручал мне орден Красного Знамени… Да вот, посмотрите…

И Александр Алексеевич показал фотографию, на которой «Всесоюзный староста» после вручения наград беседовал с летчиками — героями первых дней Великой Отечественной войны. Среди них со шпалой в петлице и двумя орденами на груди стоял Александр Артемов, простой парень, некогда слывший отважным следопытом.

Простым он остался и сейчас: удивительно душевным и разговорчивым, с тем же глубоким взглядом больших серых глаз. Только лицо пробороздили мелкие морщинки. Что ж, время, суровое тревожное время наложило свой отпечаток.

Жизнь разбросала по свету эту большую и отважную семью. Но ни время, ни тяжелые испытания не убавили значения ее благородного подвига.

Василий Никитин СЕРДЦЕ В ОТСТАВКУ НЕ УХОДИТ

Отставка. Пенсия. Выбирай для поселения любой, самый уютный уголок страны. Ты заслужил это. Друзья советуют разное. Одни приписывают побольше сидеть у речки с удочкой, другие категорически рекомендуют забраться в богатые дичью края, третьи адресуют в Москву, Киев или в любой крупный город, намекая, что рыба ищет где глубже, а человек — где лучше.

Притаив лукавинку в серых, задумчивых, смотрящих куда-то вдаль глазах, Василий Терентьевич Хренов сначала пофилософствовал:

— Понятие «лучше» весьма растяжимое, как резина, всякий на свой аршин вытягивает ее, — затем он вынул из грудного кармана гимнастерки проездные документы и, потрясая ими в воздухе, радостно объявил:

— Еду в Казахстан, на родину.

— На родину, м-да-а, — вмешался в разговор офицер штаба, давнишний приятель Василия Терентьевича. — Ты, Василий, того, не хитри. Вырос ведь на Урале, а тянешься в южные края. Выкладывай-ка все как на духу.

— Никакой тут вовсе хитрости нет, друзья. Вырос я в настоящего человека там, на заставе. Много друзей пограничной молодости похоронил, вот и поселюсь рядом с этой заставой.

Нахлынули на Василия Терентьевича воспоминания, и рассказал он друзьям не одну историю из тех далеких уже, но незабываемых сражений с вражескими бандами.