Прошло не более десяти минут, когда на улице послышался скрип снега и чьи-то шаги. В землянку вошел штурмфюрер СС. Он был высок ростом и очень широк в плечах, поэтому входил согнувшись. На его левой щеке Стрекалов заметил крупную родинку. Вместо привычной каски на этом эсэсовце была фуражка с высокой тульей, на руках — кожаные перчатки.
Не то от испуга, не то из-за того, что кляп был засунут слишком далеко, немец на печке стонал и толкал ногами кирпичи. Штурмфюрер насторожился, подошел и сдернул с солдата шинель. И мгновенно отскочил в темноту. Однако в землянке было тихо. Офицер с минуту не шевелился, потом осторожно двинулся вдоль стены к двери. Стрекалов приготовился к драке. В этот момент снаружи снова послышались шаги и негромкое пение. Штурмфюрер скрылся за выступом печки. В землянку, гулко тарахтя сапогами, вошел малый лет двадцати с белесыми бровями и вздернутым носом на толстогубой глуповатой физиономии. Подойдя к столу, он стал вынимать из карманов яйца. Одно оказалось разбитым, и парень огорченно присвистнул. Следом за яйцами появились лук, вареная картошка и даже домашняя колбаса. Достав из внутреннего кармана немецкую флягу в чехле, парень придвинул ближе алюминиевую кружку, пустую консервную банку и налил в обе посудины.
— Гельмут, алее ферьтик
[1]— иди жрать.Лежавший на печи не ответил.
— Эк тебя скрутило, — сказал парень, садясь за стол. — Лихоманка, не иначе. — Луковица аппетитно захрустела у него на зубах. — От этой заразы самогон — наипервейшее средство. А как же! Ну как, идешь? Э, да ты все одно по-нашему не понимаешь. — Он налил кружку до половины, выпил, сунул в рот картофелину и некоторое время жевал ее, устремив глаза в угол землянки. — Хворому тут труба. Какой с тебя вояка! Одна обуза. Пришибут свои, помяни мое слово… — Он выпил еще, закусил сырым яйцом. — Все вы тут пропадете. Зажали вас, как того хряка! — Он пьяно хихикнул и покрутил головой. — Теперича не удерете, пымают! И чего я с вами связался? Сидел бы в деревне, водку пил, солдаток щупал…
Штурмфюрер вышел из своего угла и неслышно приблизился к полицаю сзади. Тот продолжал жевать, но вот он почувствовал за своей спиной человека и обернулся. Увидев штурмфюрера, полицай поднялся, вытянул руки по швам.
— Кто старший поста? — спросил офицер по-русски.
Видимо, полицай видел его впервые. Он нерешительно подвинул ближе винтовку, поправил нарукавную повязку.
— Ну, я старший.
— А он? — офицер сделал легкий кивок в сторону солдата. — Ведь он — СС!
— Был он, а теперь я, — сказал полицай, — шарфюрер велел, потому как он болен.
— Разве он буйно помешанный? — Штурмфюрер направил лучик карманного фонаря на лежащего на боку солдата. Полицай от изумления раскрыл рот. Офицер протянул руку и взял у него винтовку — тот даже не пытался ее удержать.
— Так зачем ты его связал? Будешь молчать? Тогда скажу я. Ты — предатель.
— Господин офицер, я…
— Ты хотел уйти к русским.
— Господин офицер, это не я! Я ничего не знаю!
— Ты хотел купить себе прощение сородичей? Так на же, я тебя прощаю!
Стрекалов едва успел заметить короткий, почти молниеносный взмах руки штурмфюрера, и полицай, обливаясь кровью, рухнул на пол. Офицер прислушался, перешагнул через убитого и, подойдя к печке, хотел то ли развязать солдата, то ли вынуть у него кляп изо рта.
Стрекалов вышел из укрытия.
— Не шевелиться! Руки вверх!
Штурмфюрер замер на секунду, затем сильным толчком отбросил свое тело назад, в темноту, и автоматная очередь разведчика прошла мимо. Стрекалов упал на землю, и в ту же секунду по нему выстрелили из парабеллума. Сержант снова дал очередь и тут же откатился за печку. В том месте, где он только что лежал, тяжко ухнул взрыв. Осколком гранаты разбило глиняный кувшин, стоявший на лавке, после чего наступила тишина.
Стрекалов не шевелился; дым медленно выползал через разорванную в окне бумагу на улицу.
Полежав немного, Стрекалов поднялся, проверил все углы в землянке — офицер исчез. Сашка забеспокоился. В углу за печкой он нашел крышку погреба.
— Ах вот ты где!
Отстегнув «лимонку», Сашка приподнял крышку и бросил гранату вниз.
— Вот теперь действительно ферьтик!
Однако подполье оказалось глубоким и уходило куда-то в сторону, но и там не кончалось, а шло еще дальше, то и дело поворачивая под тупым углом.
— Траншея! — ахнул Стрекалов. Только теперь он обратил внимание, что печь в землянке сложена недавно, может быть, этой зимой, что стены сделаны так, как они делаются в блиндажах, и что над головой у него, как в блиндаже, накат в три слоя. Чтобы окончательно убедиться в своем предположении, он обошел блиндаж кругом. Траншея, видимо, не так давно была покрыта обломками бревен, досок, хворостом. Снег закончил маскировку. Метрах в пятидесяти внизу, в овраге, густо заросшем кустарником, Стрекалов нашел выход. Одинокий след вел в глубь леса.
По ходу сообщения сержант вернулся в блиндаж. Солдат-эсэсовец лежал на прежнем месте, только руки его оказались наполовину развязанными.
С опаской, выставив вперед автоматы, в блиндаж по одному входили Богданов, Карцев и Зябликов.