За поворотом показалось место кровавой расправы эсэсовцев над разведчиками. Чтобы не видеть вторично этого зрелища, Стрекалов свернул в сторону и пошел напрямик сквозь чащу — землянка находилась приблизительно в двух километрах на юго-запад. Вскоре он наткнулся на знакомую просеку и даже стал как будто различать следы, оставленные им и его товарищами накануне. Обрадованный, он прибавил шагу, но неожиданно увидел другой след, значительно более свежий, тянувшийся в том же направлении. Присмотревшись, он различил отпечатки нескольких пар сапог, у которых на каблуках имелись шипы и подковки в виде рассеченного полумесяца. Такие отпечатки он видел в Березовке.
Он помнил, что перед землянкой есть неширокая поляна, заросшая молодым ельником, и надеялся добраться туда, никем не замеченным. Если после ухода группы землянку заняли немцы, он сумеет уйти так же тихо, как пришел, и где-нибудь возле Алексичей непременно догонит своих.
Он достиг ельника и для верности посидел немного под густыми зелеными лапами. Стараясь ступать не на затянутый тонкой ледяной корочкой наст, а на упавшие с еловых лап мягкие глыбы, Стрекалов еще ближе подошел к краю поляны. У входа в землянку сидел Федя Зябликов. Шапка лежала у его ног, стриженная под машинку голова свесилась на грудь, оттопыренные уши слабо желтели под солнцем. Небольшой ком снега упал на макушку радиста. Солдат не шевельнулся.
Бросаться вперед очертя голову было глупо, но невозможно уйти, не узнав, что произошло.
Стрекалов понимал, что немцы могли оставить засаду, но все-таки спустился в землянку. Все было кончено теперь для него. Все, кроме крошечного остатка жизни, исчисляемого уже не годами и даже не месяцами, а минутами. Постепенно он начал впадать в странную, глухую апатию, нечто вроде сна наяву, во время которого сохранялись все ощущения, кроме контроля над временем. Стрекалов хотел взглянуть на часы — они тикали, — но не мог поднять руки, хотел немедленно уйти отсюда, но вместо этого прислонился к задней стенке и закрыл глаза. Ему представилось, как он, живой и невредимый, возвращается в свое подразделение и через три-четыре дня предстает перед военным трибуналом как преступник, нарушивший святая святых воинского устава. В председателе трибунала он почему-то все время узнавал полковника Чернова. От его неподвижных и острых, как буравы, глаз Сашке хотелось спрятаться, зарыться в ворох гнилого сена, в серый, с желтыми пятнами мочи снег возле входа, наконец, в землю, почему-то осыпавшуюся с задней стенки землянки.
Ныло раненое плечо. Сидеть было неудобно — из-под земляной осыпи в спину упирался какой-то твердый предмет. Стрекалов нехотя протянул руку и нащупал угол ящика. «Наверное, взрывом гранаты разрушило стенку и засыпало ящик с патронами», — подумал он. Повернулся на бок и, лежа, принялся копать.
Когда показался знакомый зеленый ящик РБМ, Сашка встал на корточки. «Если она не работает, я застрелюсь», — решил он. Но рация работала. Довольно быстро Сашка поймал нужную волну и послал в эфир свои позывные. Приняв наконец долгожданное: «Я — „Заря“, вас слышу», — он, дрожа от нетерпения, застучал ключом. Опыт работы у него был невелик — просто старшина Очкас время от времени заставлял каждого из своей группы немного поработать ключом, но сейчас сержант был благодарен бывшему командиру за это.
Он успел передать совсем немного — сказывалось отсутствие практики, — когда массивная фигура заслонила проникавший в землянку свет. Сержант мгновенно отпрянул в темноту и увидел немецкого солдата. После яркого солнечного света разглядеть сразу все в темной землянке не так-то просто. Солдат дал наугад очередь из автомата. Стрекалов не шелохнулся. Знай он, что немец один, разговор с ним был бы коротким, но немцы поодиночке не ходят. Через минуту второй эсэсовец втиснулся в узкий дверной проем.
— Nun was? Wieder niemand?
[9]Первый не ответил. Он все-таки разглядел два небольших ящика на земле возле нар.
— Ich meine hier war jemand
[10], — сказал он.И шагнул вперед. Теперь сержант мог бы достать его рукой, но второй солдат все еще стоял у входа.
— Und was, es ist eines interessantes Dinge!
[11]Второй — он был значительно ниже ростом — подошел и с любопытством заглянул сбоку.
— Morgens haben wir das nicht.
[12]— Ja, — подтвердил первый. — Gehe nach oben und schau dich gut un!
[13]Второй не торопясь вышел. Медлить было нельзя. Стрекалов вонзил кинжал немцу под левую лопатку. Подхватив убитого, оттащил его подальше в угол и стал ждать. Когда на верхней ступеньке снова показались сапоги, он отступил в глубь землянки, захватив с собой рацию, вынул и положил рядом единственную гранату. В тишине отчетливо слышалось комариное пение — рация работала. «Текст! Текст давай!» — мысленно молил Сашка, и Степанчиков, словно поняв, начал передавать открытым текстом. Сашка замер, одной рукой придерживая наушники, другой приподняв автомат. «Заря» требовала объяснить, куда девался радист «Сокола». Сашка торопливо отстукал слово «погиб».