– Верно, парень, я сказал. И это твой первый урок. Думай своей головой и не слушай ничьих дурацких советов. Веди, как я сказал, свою собственную игру.
– Да у меня нет своей игры, – сказал Марвин.
– Мы оба это знаем, паренек. Но мы можем это поправить.
Марвин осторожно прикоснулся к глазу:
– Так вы собираетесь меня учить?
– Да, и вот тебе второй урок. Ты должен слушаться каждого мать-его-слова, которое я произнесу.
– Но вы сказали…
– Я знаю, что я сказал, но часть второго урока вот в чем: жизнь полна противоречий самого разного рода.
Было несложно удрать на тренировку, но вот добираться туда – нелегко. Марвин все еще беспокоился о тех подонках. Он вставал рано и говорил матери, что идет потренироваться на школьный стадион.
Дом старика оказался тем, что осталось от старой туберкулезной лечебницы, поэтому он и купил его задешево, где-то в конце Юрского периода, как понял Марвин.
Старик учил его двигаться, наносить удар, делать захват, проводить бросок. Когда Марвин бросал Икс-мена, старик легко приземлялся на мат, быстро поднимался и жаловался на то, что бросок никуда не годился. Когда тренировка заканчивалась, Марвин принимал душ в большой комнате за выцветшей занавеской и шел домой кружным длинным путем, опасаясь наткнуться на подонков.
Спустя некоторое время он начал чувствовать себя спокойнее, поняв, что какого бы расписания шпана ни придерживалась, это не было раннее утро, и не похоже, чтобы это был ранний вечер.
Когда лето кончилось и занятия в школе возобновились, Марвин ходил на тренировки до и после школы, сказав матери, что занимается боксом в молодежном клубе. Мать не возражала. Голова у нее была занята работой и маляром. Он всегда сидел у них, когда Марвин вечером возвращался домой. Сидел, пялился в телевизор и не удостаивал Марвина даже кивка. Просто сидел на мягком стуле для ТВ с матерью Марвина на колене, обхватив ее за талию, а она хихикала как школьница. Тошнилово, приятнее червяка проглотить.
Так и вышло, что дом перестал быть местом, где Марвину хотелось бы быть. Ему нравилось у старика. Ему нравились тренировки. Удары левой, правой, хук, апперкот – по мешку, который повесил старик. И спарринги со стариком, который, когда уставал – что, учитывая его возраст, случалось не слишком быстро, – просто отправлял Марвина в нокдаун, облокачивался на канаты и какое-то время глубоко дышал.
Однажды, когда они уже закончили и сидели на стульях возле ринга, Марвин сказал:
– Так чем же я помогаю в ваших тренировках?
– Ты живое теплое тело, это во‑первых. И еще – у меня скоро бой.
– Бой?
– Ты что, эхо? Да. У меня скоро бой. Каждые пять лет мы деремся с Хесусом Бомбой. В канун Рождества.
Марвин молча посмотрел на него. Старик ответил взглядом, сказав:
– Думаешь, я слишком стар для этого? Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– Смогу я надрать тебе задницу, парень?
– Любой сможет надрать мне задницу.
– Ладно, здесь ты прав, – сказал старик.
– Почему каждые пять лет? – спросил Марвин. – И почему именно этот тип Хесус?
– Может, позже я тебе расскажу, – сказал старик.
Дома все складывалось паршиво.
Марвин ненавидел маляра, а маляр ненавидел его. Мать любила маляра и всегда принимала его сторону. Что бы Марвин ни делал, маляр старался его оговорить. Мусор Марвин выносил слишком медленно. В школе учился недостаточно хорошо, хотя сам маляр, кроме детсадовского, никакого другого образования не имел. Маляра все не устраивало, и когда Марвин пожаловался матери, она поддержала маляра.
Маляр ни в чем не походил на отца, абсолютно ни в чем, и Марвин его ненавидел. Однажды он сказал матери, что с него хватит. Или он, или маляр.
Она выбрала маляра.
– Что ж, надеюсь, этот жуликоватый сукин сын маляр сделает тебя счастливой, – сказал он.
– Где ты научился таким словам? – спросила она.
Многому он научился у старика, но вместо этого сказал:
– У маляра.
– Неправда, – сказала мать.
– Правда.
Марвин сложил свои вещи в чемодан, который принадлежал маляру, и вышел из дома. Он ждал, что мать выбежит за ним, но она даже не вышла. Только крикнула, когда он выходил на улицу:
– Ты уже вполне взрослый. У тебя все будет в порядке.
Он добрел до дома старика. Там он встал в дверном проеме с чемоданом в руках. Старик посмотрел на него, кивком указал на чемодан и спросил:
– И что ты делаешь с этим дерьмом?
– Меня вышвырнули из дома, – сказал Марвин. Не совсем правда, но он примерно так это воспринимал.
– И ты намерен остаться здесь? Ты на это нацелился?
– Пока не встану на ноги.
– На какие такие ноги? – сказал Икс-мен. – Работы у тебя нет. У тебя ни хрена нет. Ты как бродяга долбаный.
– Да, – сказал Марвин. – Ну ладно.
Он развернулся, думая, что, может, стоит пойти домой, поцеловать кого-нибудь в задницу, может, сказать маляру, что он хороший мужик и все такое. Он уже направлялся к двери, когда старик сказал:
– И куда ты, твою мать, намылился?
– Ухожу. Вы же этого и хотели, нет?
– Разве я это сказал? Сказал хоть что-то в этом роде? Я лишь сказал, что ты как бродяга. Я ничего не говорил насчет «убирайся». Иди сюда. Дай мне свой чертов чемодан.