Поединок с самим собой

Только метрах в восьмидесяти за Хмелюком показались сразу два спортсмена: Марченко и Медраса.

Видно было — оба они крайне измотаны.

Дышал Медраса с хрипом, на ходу его заносило, шатало из стороны в сторону как пьяного. Но он с дьявольским упорством шел вперед.

Марченко тоже двигался из последних сил. Да, тот проклятый рывок… Он, конечно, даром не прошел. Правда и Медрасе он дорого обошелся.

— Медраса! — взвыли трибуны.

Зрители повскакали с мест. Кричали, свистели, что- то требовали дружным хором.

— Ка-пи-тан!

— Ка-пи-тан! — опять стали скандировать на одной из трибун.

Казалось бы, борьба за первое место кончилась. Хмелюка уже, конечно, не достать. И спор может идти только за серебро и бронзу. Но истошный рев трибун, очевидно, вдохнул какие- то новые силы в Медрасу.

Он усилил ход.

Это было почти невероятно. Он рванулся так яростно, будто всерьез надеялся достать Хмелюка.

Трибуны, казалось, сейчас обрушатся. Сто тысяч зрителей молотили ногами по стенам, орали. Где-то наверху надрывалась пронзительная труба, громыхали трещотки, дико взвыла пожарная сирена.

Медраса рвался вперед.

Он шел, почти теряя сознание. Но все-таки шел.

Однако, несмотря на все усилия, он почти не отрывался от Марченко.

И вдруг… Марченко увидел: Медраса не удержался. Его согнутые в коленях ноги замелькали в воздухе. Он бежал!

Да, да, Медраса не шел — бежал. Он явно нарушал правила.

Судья двигался возле него.

«Сейчас будет отмашка», — мелькнуло у Марченко.

Да, сейчас судья, конечно, выкинет красный флажок — предупреждение. И если Медраса сразу же не перейдет на шаг — он будет тотчас снят с состязаний.

Но судья почему-то медлил.

Вид у него был растерянный и жалкий.

Судья — австриец Бергмен — видел, отлично видел, что Медраса бежит. Но как мог он, Бергман, дисквалифицировать Медрасу?! Любимца мексиканцев?! Судья знал — его разорвали бы, смяли, задушили тут же, на стадионе.

«Спокойно, спокойно», — твердил себе Марченко.

Главное было — не поддаться соблазну и не побежать вслед за Медрасой. Уже его-то, Марченко, судья снял бы немедленно. И все. И конец.

Медраса бежал недолго. Силы покинули его и он снова перешел на шаг.

Догнать Хмелюка он, конечно, не смог.

Однако от Марченко Медраса все-таки оторвался.

Так они и финишировали. Первым — Хмелюк, вторым — Медраса, третьим — Марченко.

…Вскоре они уже стояли на пьедестале почета.

И опять сверкало высокое, прозрачное, чуть зеленоватое небо. И переливался всеми красками красавец стадион.

И шумели, ликовали трибуны, поздравляя победителей.

«Вот и все, «старичок», — думал Марченко. — Вот и завершился твой путь. Все. Конец».

Он оглядывал многотысячные ряды зрителей и словно бы прощался с ними. Навсегда.

«Бронза — это, конечно, тоже неплохо, — думал он. — Но могло бы быть и серебро. Или даже золото. Да, наверно, могло бы — если б не тот рывок…».

Но нет, он не жалел. Рывок был необходим. Все правильно.

Обидно только, что этот красавчик Хмелюк стоит на верхней ступеньке, машет рукой и улыбается во весь рот. Хорошо еще — не смеется своим икающим смехом.

Наверно, так ничего и не понял. И еще, чего доброго, заявит корреспондентам: «Для ветерана Марченко и бронза — большой успех».

А что?! С него станет. Так и заявит.

Но Марченко ошибся. Вечером Хмелюк подарил ему фотографию. Они, втроем, на пьедестале. И внизу было написано:

«Иногда бронза дороже золота. Степан Хмелюк».

ЗНАМЕНИТОСТЬ

надвигалось первенство города. Надвигалось весомо, неотвратимо, как стотонный товарный состав. Всем — и участникам, и тренерам, и судьям — казалось: с каждым днем даже воздух становился все гуще, все спрессованней, будто и его сжимала до десятков атмосфер эта грозно наползающая тяжесть.

Но чемпион города Григорий Гродзенчук был спокоен.

Уже трижды завоевывал он это почетное звание. Трижды подряд. И сейчас, — пусть это звучит некрасиво, слишком самонадеянно, но, честно говоря, он не сомневался, — и сейчас, четвертый раз, придет к финишу первым.

Эта ровная спокойная уверенность, не покидала Гродзенчука вплоть до той минуты, когда пришла телеграмма о приезде в Свердловск ленинградского лыжника Владимира Вишняка.

Подумать только! Сам Вишняк! Знаменитый Вишняк завтра примет участие в состязаниях. Правда, ленинградец пойдет «вне конкурса», но все-таки…

Очень хотелось не уступить ему. Да, обойти знаменитого аса… Это было бы здорово.

После телефонного звонка, когда инспектор Васильев сообщил ему о телеграмме Вишняка, Гродзенчук неторопливо опустился на диван и прикрыл глаза.

«Ну, честно… Боишься?».

Он на минуту задумался, как бы вслушиваясь в себя. Дотошно, придирчиво, как доктор.

И так же прямо ответил: «Нет. Не боюсь…».

И впрямь — страха не было. Но нервы напряглись, мысли стали резче, отчетливей. Да, приезд Вишняка все усложнял. Очень усложнял.

Гродзенчук долго просидел вот так, задумавшись. Потом вскочил и помчался в библиотеку.

Пожилая библиотекарша выложила перед ним целую груду подшивок старых спортивных газет и журналов.