Поединок с собой

— Ему вовсе не нужна жена, ему сейчас не до личных дел, — спокойно отпарировал Мишель. — И вообще у профессора сложные следы в психике. Масса наслоений! Он вспоминает какие-то совсем бессодержательные эпизоды детства: например, как он дразнил своего школьного учителя, как купался в реке. Зачем это все?

— Но ведь вы, кажется, еще более прочно и неразборчиво фиксируете все в памяти, — заметил Альбер. — Профессор говорит, что вы практически ничего не забываете.

— Я — другое дело, — сказал Мишель, обернувшись к ним. — Я всю жизнь провел в лаборатории. Почти все мои воспоминания имеют отношение к делу. А у профессора в памяти много абсолютно постороннего. И, главное, он не просто хранит прошлое в памяти: многое продолжает его волновать, выводить из равновесия. Он волнуется, вспоминая о смерти матери, а ведь это случилось чуть ли не тридцать лет тому назад. Он волнуется, вспоминая о войне, о своем участии в… — Мишель запнулся, потом четко выговорил: — в движении Сопротивления, так это называется.

Раймон и Альбер переглянулись.

— Но ведь человек — это человек, — сказал Альбер. — Вы, если даже считать, что вы появились на свет вполне сознательным существом, хотя бы в виде мозга, снабженного зрением и слухом, вы прожили всего четыре года. И только в лаборатории. А профессор Лоран прожил на сорок лет больше, и жизнь его была сложной и разнообразной, как и всякая человеческая жизнь.

— Дюкло! — крикнул снизу профессор Лоран. — Мы вас ждем!

Альбер спустился с лестницы. Из кухни выскочил Роже, неся на подносе три чашки бульона и тарелку с пирожками.

— Выпейте все трое! — скомандовал он.

Шамфор рассмеялся и взял чашку.

— Ну и помощники у вас, Лоран! На все руки мастера, я вижу!

Лоран кивнул. Он с жадностью глотал крепкий золотистый бульон.

— Спасибо! — сказал он, дожевывая хрустящий пирожок. — Я уже совсем отвык от человеческой пищи. А вы готовите, как в первоклассном ресторане.

— Постойте, Лоран! — вдруг спросил Шамфор. — Вы что же, на одной диете с ними? — Он кивком головы указал наверх.

— Да. Я решил проверить на себе, насколько это питание обеспечивает организм необходимыми ингредиентами. А потом как-то привык. Быстрее, во многих отношениях удобнее… Иногда только хотелось поесть по-настоящему, и я спускался вниз.

— Нет, вы с ума сошли, Лоран! Есть эту отвратительную кашицу!

— Мне не до гастрономии, Шамфор, уверяю вас, — устало ответил профессор Лоран. — Я отказался от многих вещей поважнее. И, кстати, ничего отвратительного в этом питании нет. Вот Дюкло может подтвердить, он пробовал.

— Я тоже пробовал! — Шамфор нахмурился. — Нет, вы сумасшедший, Лоран. Ставить эксперименты над самим собой при такой сверхъестественно трудной жизни… это же… И, наконец, у ваших красавцев нет пищеварительного тракта, а у вас-то есть! Вам же вредно жить на искусственном питании!

— У Поля тоже есть пищеварительный тракт. Из-за него-то я и начал проверять эту штуку на себе. Организм ее неплохо переносит. Полю я все время давал еще глюкозу, витамины и всякие тонизирующие средства.

— Заставляйте его нормально есть три раза в день! — сказал Шамфор, обращаясь к Роже. — Он губит себя!

— Профессор будет есть три раза в день, чего бы это мне ни стоило! — уверенно заявил Роже.

Профессор Лоран с интересом поглядел на него:

— Вы мне решительно нравитесь, Леруа.

Они ушли. Роже покачал головой и ухмыльнулся:

— Хм! Я ему нравлюсь, вот как. А мне лично нравится бедняжка Луиза. И не нравятся все эти штучки за спиной у господа бога. Старику и без того невесело на небесах, да и нам на земле не лучше…

— Знакомьтесь, — сказал Шамфор. — Его зовут Сократ.

Коричневый гигант, около двух метров ростом, стоял у чертежной доски. Он мало походил на человека; только руки были человеческие, с гибкими сильными пальцами.

Сократ не повернулся к вошедшим, он продолжал чертить. Профессор Лоран и Альбер стали за его спиной, глядя, как на листе ватмана с удивительной быстротой возникает какой-то непонятный и сложный чертеж.

— Что это? — спросил профессор Лоран.

— Я поручил Сократу рассчитать другую конструкцию робота, подобного ему. Задача: уменьшить размеры до нормального человеческого роста, добиться максимального сходства с человеком; для этого, конечно, надо изменить строение нижних конечностей да и туловища. У Сократа, как видите, гусеницы вместо ног.

— Вы готовитесь к демонстрации?

— Ну конечно, — Шамфор усмехнулся. — Я тоже, как и вы, хочу пустить пыль в глаза публике.

— И что же, этот робот, созданный для демонстрации, будет слышать и говорить?

— Разумеется. Ведь Сократ тоже слышит и говорит. Только он не на все реагирует. Наш разговор его не касается, и он продолжает чертить. Вернее всего, он включает внимание, если назвать его по имени. Сократ, когда ты рассчитываешь закончить работу?

Робот, не отрываясь от чертежа, сказал приятным звучным голосом:

— Мне понадобится еще около часа. Пришлось переделывать схему обратной афферентации.

— Теперь ты уже решил эту задачу?

— Да.

— Хорошо, продолжай работать…

— Голос у него гораздо приятней, чем у Мишеля, — заметил профессор Лоран.