Поединок со смертью

Может ли Христос взирать спокойно на эти слезы, стоя по ту сторону мира? Может ли Он быть равнодушным к горю своих детей? Нет. Любовь не позволила Ему быть безучастным. И Он пришел, не дожидаясь объявленного срока.

Люди смотрят на Него, явившегося в человеческом облике, и не могут оторвать глаз, и не могут поверить своему счастью. Они стремятся и льнут к Нему, прикасаются к полам одежды Его и целуют землю, по которой идет Он.

Дети бросают перед Ним цветы и поют: «Осанна! Осанна!»

— Это Он! Это никто как Он ! — кричат люди.

А Он проходит среди них молча, с тихой улыбкой бесконечного сострадания, и солнце любви горит в Его сердце. Он простирает руки — и больные излечиваются, и уродливые преображаются, и несчастные обретают счастье.

— Это Он! Это никто как Он! — кричат и кричат люди.

Но вот Он видит траурную процессию на пороге храма. В белом маленьком гробике семилетняя девочка…

— Если это Ты, то воскреси дитя мое! — восклицает обезумевшая от горя мать и падает Ему в ноги.

— Он воскресит твое дитя! — кричат люди. — Воскресит из мертвых!

Христос обводит их взглядом.

— Встань, девица! — говорит он.

И малый ребенок, лежащий во гробе, открывает глаза. Садится и удивленно смотрит кругом: где я? что происходит? кто эти люди? Но, завидев мать, девочка улыбается и тянет к ней свои руки:

— Мама! Мама!

В народе смятение и крики. Многие, не в силах перенести увиденное, лишаются чувств. Рыдания и возгласы неописуемого восторга.

— Это Он! Это никто как Он!

И в эту же секунду мимо проходит высокий и худой, словно высохший кипарис, девяностолетний кардинал, Великий Инквизитор. Но на его теле не кардинальский наряд, а суровая монашеская ряса отшельника.

Он все видел. Видел, как ставили на землю гроб. Видел, как девочка ожила. Видел безумство счастливой матери. Но он не просиял, как те, что были вокруг. Нет, лицо его омрачилось. Он нахмурил седые брови, а взгляд его вспыхнул зловещим огнем.

— Взять Его! — командует старик своей страже и указывает на Христа пальцем.

Приученная к страху толпа расступается перед священной стражей. Люди встают на колени, склоняют головы и безропотно отдают Его в руки святой инквизиции. Гробовым молчанием толпа провожает Спасителя.

И уже через четверть часа Он и Великий Инквизитор оказываются в сырой темнице — один на один.

***

— Зачем Ты пришел? — спрашивает старик, стараясь не глядеть на своего Пленника. — Зачем Ты пришел мешать нам? Пятнадцать веков назад страшный и умный дух нашел Тебя в пустыне и говорил Тебе дать людям счастье, но Ты не дал.

Ты мог дать им хлеба бесчисленные, а дал свободу. Ты мог дать им чудеса великие, а дал им гордость и тяготы земные. Ты мог дать им бессмертие и жизнь счастливую, но Ты дал им веру. Что ж не был Ты милосерден к детям своим?!

Разве не знал Ты, что человек слаб?! Завтра же я осужу Тебя, и те, что сегодня бросали перед Тобою цветы, будут подгребать угли к Твоему костру. Неужели Ты не знал этого? Таковы те, кому Ты решил дать свободу…

Что ты смотришь на меня так кротко, не удостаивая даже негодованием? Да, я рассказываю Тебе о Твоих людях. Я говорю Тебе о тех, что распяли Тебя тогда, и о тех, что распнут Тебя вновь. Зачем Ты пришел нам мешать?!

Спаситель слушает старика, но не отвечает.

— Молчишь, — тихо шепчет старик и смотрит на Пленника из-под насупленных бровей. — Тысячи, тысячи раз я раздумывал над этим.

Просыпался ночами и плакал, силясь понять. В Твоих руках было счастье, но Ты дал людям ношу.

Неужели же Ты приходил лишь к избранным и для избранных? Неужели не видел Ты, что человек слаб как ребенок и как ребенок завистлив? Что думает он лишь о себе и о своем благе? И что для счастья ему нужно чудо? Чудо, и только!

Многие ли способны следовать за Тобой? Многие ли будут поститься в пустыне, поедая саранчу и скорпионов, как делал Ты? Многие ли примут огонь Твоей Истины голыми руками? Нет. Тысяча за все века — святые и праведники — жалкая кучка. И все!

А как же остальные? Как им быть? О них Ты не думал вовсе. Да, человек — слаб, мелок и жалок. Вот истина о человеке. Но почему бы не дать ему счастья? Маленького, крохотного земного счастья. Но Ты не дал. Мог, а не дал!

Но Он молчал и лишь смотрел на старика.

— Что Ты глядишь на меня проникновенно своими кроткими глазами?! — кричал Инквизитор. — Рассердись, я не хочу любви Твоей, потому что сам не люблю Тебя. И что мне скрывать от Тебя? Разве я не знаю, с Кем я говорю?..

Тебе все известно. Я читаю это в Твоих глазах. Да, мы уже не с Тобой, а с ним , с тем премудрым духом, что искушал Тебя в пустыне! Мы взяли от него Рим и меч Кесаря и объявили себя царями земными, царями едиными.

Ты проповедовал гордым, а мы пошли к смиренным. Ты говорил к тысячи, а мы осчастливим тысячи тысяч! Ты поставил подвиг Свой и ушел. А дети Твои здесь, и они — сироты. И нет у них Отца более — кто бы подсказал и утешил.

Но мы исправили ошибки Твои. Мы сказали им, что знаем Тайну Твою и что стоит поклониться нам, и будет каждому и наставление, и утешение. Мы даже грех сделали позволительным, но лишь с нашего разрешения.