Поединок со смертью

– Бог дал. У меня ферма. Пять соток – три лука и две – капусты. Помимо картохи, сам понимашь.

– Ого-го! И почём она, твоя капуста плёночная? – сказал назойливый покупатель, снова сильно возвысив тон на «плё…», и в его голосе теперь уже пробивались трудно управляемые, а потому и не поддающиеся сокрытию завистливые нотки.

Однако хозяина овощного изобилия это не очень смутило.

– Ну и что, что под плёнкой, – сказал он весьма амбициозно. – Зато рано.

– Ну и? – спросил любознательный, сам превращаясь в ходячиий вопрос. – Почём же, так и не сказал.

– Велки идут за стольник, – с вызовом ответил торгующий фермер.

– Ого, как мясо, – удивился, теперь уже больше для задора, его любознательный собседник.

К ним подошла угрюмая пожилая женщина с подносом на широком ремне – на нём тоскливо лежали три пережареных пирожка. Заглянув в сумку продавца, она поморщилась и доверительно сказала:

– Брюссельскую сажай, так выгодней. И улитки её не пожрут.

– Совсем?

– Совсем.

– А почему не жрут брюссельскую? Плоха или как? – спросил второй мужчина.

– К импорту не приучены, вот чаво, – ответила женщина.

– Эт точно, – усмехнувшись, сказал мужчина с сумкой. – Только лучший фрукт, скажу я вам – это, по-нашему, рыба.

– Какая те рыба? – обиженно сказала женщина, видно, совсем не любившая юмор и не знавшая цены хорошей шутке.

– Какая ещё рыба бывает, если, конечно, не в реке. Копчёная, сама понимаешь.

Женщина уперлась руками в бока и сказала вызывающе:

– Да разве копчёная рыба фрукт, мужик, а мужик? Ты что мне мозги обуваешь? Думаешь, раз баба…

Но «мужик-обувальщик» не дал закончить рассуждение.

– Баба, что-то ты откровенно циничная стала, думай, когда говоришь, – сдержанно сказал он, искоса глянув на меня подозрительным глазом.

Однако женщина с пирожками не смутилась. Подумав, она так же громко добавила ещё несколько весьма эксперессивных выражений.

– Тётка, я сказал, помалкивай и не ругайся.

– А то чё? – с наглецой спросила «тётка».

– Помалкивай, а то милиция заберет, – опять буркнул вконец смущенный столь бурным натиском мужик.

– А чёй-та я должна помалкивать? – уже во всё горло орала на него «тётка» с пирожками.

– Клиентов отпугиваешь, вот чево.

Однако женщину это предостережение только раззадорило.

– А ты чё мне… что рыба это фрукт? Какой те рыба фрукт, а? Рыба рази фрукт?

– А ты вон у тех спроси, в комке, вон туды глянь, туды… Вот почему у них написано на вывеске «Овощи-фрукты», а на витрине, глянь, голая лососятина лежит.

Женщина с пирожками тупо уставилась на витрину и долго молча на неё смотрела – вытянув шею и слегка приоткрыв плоский маленький рот.

Мужчины, успешно отбив атаку, весело перемигнулись и снова, деловито, с полным взаимопониманием, заговорили между собой.

– Да, такие у нас порядки…

– Совсем народ оконтрапупел.

– Ага, было бы с чего… Тут один мужик с нашей улицы сбрендил, может слыхал, Васька Кривой.

– Не слыхал, а что?

– А вот какое дело вышло… Правда, не слыхал?

– Говорю те, про Ваську Кривого знаю, ну есть такой, а что сбрендил – не слыхивал.

– Вон чево… Я думал, все уже знают, – раздумчиво проговорил его приятель.

– Выкладывай уже, раз начал, – нетерпеливо сказал мужчина с неопознанным товаром в корзинке.

– А что говорить?

– Сбрендил, говоришь?

– Кто сбрендил?

– Да этот… Кривой Васька что ли, или как его. Мужчина почесал в затылке.

– А у нас вроде кривых и нету.

Его заведённый собесдник даже взвизгнул от возмущения.

– Йииё… Сам сказал, Васька Кривой сбрендил.

– Я сказал?

– Ты сказал.

– Так и сказал?

– Так и сказал.

– А что сказал?

– Что Васька Кривой сбрендил.

– А, этот!

– Так что он?

– Точно того… сбрендил.

– Тогда рассказывай уже, что к чему и отчего он… этот… Васька Кривой… того… сбрендил. Может, и не сбрендил вовсе, зря болтают. Ну, говори уже, чёрт драный!

Однако пытка любопытством продолжалась. Мужчина, который знал или делал вид, что наверняка знает, отчего Васька Кривой сбрендил, неторопливо раскурил притухший окурок и спросил так, будто очень сильно удивлён:

– А ты что, и, правда, не знаешь про Ваську?

– Про Ваську не знаю.

– Ну так если ты про Ваську не слыхивал, так на кой тебе про него говорить?

– Про Ваську знаю. Что он Кривой. А что ссбрендил, не знаю!!! – уже кричал на весь перрон разъярённый мужчина с корзинкой.

– Тогда ладно. Нет, ты честно скажи, ты, правда, не знаешь.

– Вот такой ты всегда – два пишем, пять в уме, весь в скрытностях. Говори уже! – весьма угрожающе сказал мужик с корзиной, похоже, намереваясь, в случае чего, даже расстаться с лотком и, если понадобится, силой выбить признание про сумасбодство некоего Васьки Кривого. – Так с чего это Васька… того… – спросил он громко, весь дрожа и бледнея.

– Чего того?

– Сбрендил, ты ж сам сказал… Да говори ты уже, достал! Тьфу ты… моё-твоё…

Он с отвращением сплюнул в сторону.

– Вот именно, твоё-моё…

Добившись, таким образом, полного внимания всех близ стоящих граждан, рассказчик, тоже весьма недвусмысленно, пару раз жирно сплюнув, начал, наконец, в полной тишине долгожданное повествование про сумасбродство Васьки Кривого.