Поединок в пяти переменах блюд

– Мой муж, во всяком случае, иногда пролистывает мои старые эссе и критические статьи и всегда говорит, не правда ли, Теофил, ты всегда говоришь: «Удивительно, удивительно, эти мысли не устаревают, напротив, с годами они иногда и выигрывают!»

Это было такое беззастенчивое самовосхваление, что самой Штефани даже стало неловко. Но Себастьян, поглаживая пальцем руку Сибиллы, повторил улыбаясь:

– О да, иногда, Штефани, иногда, иногда… – И его палец двигался в ритме этих слов, а мыслями он был явно далеко.

Штефани залпом выпила все вино, ее рука дрожала, когда она ставила бокал на стол.

Не только Штефани, но и Регина тоже нервничала. Все этим вечером шло вкривь и вкось, но у нее не было ни малейшего представления, что же, собственно, случилось. Она чувствовала только, что власть ускользает от нее, она больше не сияющий центр мира, а только маленький спутник, кружащийся сам по себе вокруг больших событий. Что она сделала не так? Ну ладно, никакая она не интеллектуалка, но у нее есть мозги, она знала это, так говорили все, она была на ты с миром, с тем миром, о котором все сидящие за столом не имеют никакого представления, она знала крутые места в Париже и Нью-Йорке, стоило ей щелкнуть пальцами, как тут же в Милане и Лондоне организовывались светские раунды, она была желанным гостем в мастерских сумасшедших художников и модных кафе, против которых этот вечер – просто показ диафильмов в доме престарелых. Ну? So what?

Регина тяжело дышала, в отчаянии помахивала веером, разгоняя теплый воздух, и поглощала вино большими глотками. Рядом с ней было тесно. Герман и Теофил непроизвольно слегка отодвинулись от соседки. Казалось, она вот-вот полезет через край, как тесто из квашни.

Регина нервничала, никаких сомнений. Но без истерики, которая присуща многим женщинам, а со всей бурлящей в ней жизненной силой, в каждую следующую секунду по-новому определявшей соотношение воздуха и материи. Она обнимала мир, заранее умиротворяя все те сомнения, которые вызывала.

Ага, они общаются без нее. Можно развлекаться и так. Ах, если бы она не затеяла эту дурацкую игру в слова. «Ideas to go» – shit! [96]Она попыталась прочесть на лицах оправдательный приговор себе. На коже выступили капельки пота.

Герман с интересом наблюдал растущее беспокойство рядом с собой, и, хотя физически это ему было неприятно, он милосердно попытался остудить Регину скучным пересказом каких-то галерейных историй. Теофил задумчиво уставился на них, неожиданно обнаружив, что эти двое очень трогательны. Как старая супружеская пара.

Между тем Себастьян Тин вновь завладел рукой Сибиллы и больше с ней не расставался.

– Ну, детка, как долго мы еще будем есть шоколад, наслаждаясь сладостью и горечью только в кулинарном смысле? – Он шел ва-банк, пытался изобразить прожженного обольстителя.

– В шоколаде есть нечто трансцендентное, – с упрямством заявила Сибилла, хоть и осознавала, что это глупость.

– Ах да, трансцендентность, милая барышня. – С этими словами Себастьян придвинулся к ней так близко, что ясно видел пушок на ее шее, каждый волосок. – Но иногда нужно возвращаться и на землю.

– Не знаю.

Сибилла вдруг поняла, что не уверена, действительно ли она хочет того, что обещал ей этот флирт. Она обхватила руками бокал.

– Когда я вижу себя на сцене моих страстей, то понимаю: сначала оказываешься в раю, тебе поют ангелы, а потом раз – и жесткая посадка на краю постели…

Себастьян сжал ее руку.

– Но и царствие небесное иногда тяжелее земного существования, – промурлыкал он, и Сибилла с неудовольствием ощутила, что эта мысль ей понравилась.

– Зачем же так скромничать, Сибилла? – вдруг вынырнул из небытия голос Теофила. – Мне кажется, чулки без пояса позволяют догадываться о своего рода легкомысленности?

– Гм, должен сказать… – сделал попытку ответить Себастьян, но прервался, занявшись пуговицей на манжетах.

«Все, – подумал Теофил. – С меня довольно». Он мужественно выдержал десерт, но теперь с него хватит. Званый обед, что за пытка. Себастьян и Сибилла воркуют, да еще так противно, Герман и Регина обмениваются модными сплетнями, а Штефани, его собственная жена, так напряженно следит за всеми, словно она хозяйка пансиона, растеряла все остатки достоинства. «Мой муж иногда перелистывает мои старые статьи…», какой стыд. Все, хватит, теперь – пиво и нирвана. В любом другом месте будет лучше, чем здесь.

Он встал и пошел на кухню.

Мария уснула. Она сидела в старом кресле, опираясь головой на согнутую в локте руку, и дышала ровно и глубоко. Серебряный крестик премило поднимался и опускался на ее груди. Платье немного сползло, но все под ним было так аппетитно, что ему нужно было только протянуть руку.

Теофил снял свой твидовый пиджак и опустился перед ней на колени. Осторожно поцеловал колено. Никакой реакции. Он тихонько приподнял подол платья и отважился на второй поцелуй, более решительный. Черт возьми, шелковые чулки или что-то вроде этого. Теофил не слишком хорошо разбирался в белье, но эти чулки были особенные, это точно.

Мария вздохнула. Затем открыла глаза и посмотрела на него.