Поединок в пяти переменах блюд

– Чудесно выглядите. – Ничего другого ему в голову не пришло.

А красота была, и в достаточном количестве. Ее хватало. Можешь не умничать, мы ведь уже женаты. Есть ли у Марии друг?

Она подошла и смахнула пылинку с его пиджака. Теофилу захотелось закрыть глаза и крикнуть: «Еще!»

Его тело сиротствовало. Неделями к нему не прикасался никто, за исключением сотрудников службы безопасности в аэропорту, ощупывавших его пищащими приборами. Он наслаждался этими привычными для них действиями, заранее расстегивал пиджак и поднимал руки. Деловитую грубоватость этого обыска он ценил особенно. Каждое прикосновение находило долгий отклик внутри его. Это были мимолетные мгновения близости, которые Теофил проживал счастливо, забывая об отвращении к своему перенасыщенному людьми и при этом одинокому существованию.

Такими были его тайные развлечения, о которых никто не подозревал.

– Вот, – сказала Мария. – Теперь можно идти.

Мария, Мария, Мария. Наверное, в «Марии» Ленни Бернстайн[22] имел в виду именно ее. У Кругов она работала всего два месяца.

«Она тоже часть моей жизни», – удовлетворенно подумал Теофил. Укрепившись духом, он вернулся в гостиную. Он вошел, неся бутылку и бокал для Регины. Прежде она казалась ему довольно симпатичной, и он, чуть волнуясь, искал под ложным блеском ее теперешнего облика следы былой красоты.

Она играла свою роль хорошо. Ну да. Но она не знала закона, который известен любому профессиональному актеру: короля сыграть нельзя, короля играет свита. Уважение и подобострастие других делают короля королем. Трагедия Регины состояла в том, что она была королевой без королевства, без двора и без подданных, в поведении которых могло бы отражаться ее величие.

С королевским достоинством она приняла бокал и покровительственно повернулась к Сибилле Идштайн.

– Скажите-ка, мы ведь с вами уже встречались, dio mio,[23] я позабыла где, не на открытии «Smart Art»? Да, да, теперь припоминаю. Как у вас дела?

Да, как же у меня дела? Как сажа бела, тушь потекла, сердце разбито, на чулке поползла петля. Все под контролем, хотелось ответить Сибилле, я справляюсь.

– Я точно не знаю, – произнесла она неуверенно.

Под левым глазом Регины билась жилка.

– Нас познакомили Хёхстмайеры, вы их тоже знаете, не правда ли, Теофил? – В поисках поддержки Регина посмотрела на хозяина дома. Не бросай меня, безмолвно взывала к нему она, скажи ей, что я знакома с людьми, которых вы тоже знаете, что поэтому она тоже должна хотеть со мной познакомиться.

Штефани поспешила вставить несколько слов:

– Хёхстмайер раньше был консультантом в «Улице Сезам», а сейчас он исповедует суфизм в Люнебургской пустоши.[24] Его жена долго жила в Индии, а затем набивала футболки для уличных шествий в Сан-Франциско.

– Ах, вот как.

Сибилла Идштайн провела рукой по серому костюму, сшитому на заказ. «Жиль Сандер»,[25] секонд-хэнд. Да, ей приходилось встречаться с такого рода людьми: искалеченные судьбы, разветвленные реки жизни. Да. И почему эти полные надежд жизненные русла заносит песком? Каким-то образом она умудрилась получить работу в театре, заведующей литературной и драматургической частью. Именно умудрилась. В детстве она думала, что задача завлита – вносить драматизм в скучные театральные пьесы. Позвольте, в том, что касается драм, я дока. И это не так уж неверно. Раньше она писала стихи, написанные «почти на краю безмолвия», как она часто говорила тогда с мукой в глазах. Теперь эти стихи превратились в тексты программок, которые забудут самое позднее за ужином после спектакля.

Она встречала Регину лишь мельком, и та ее так часто не замечала, что Сибилла решила отплатить ей той же монетой.

– А, да… Честное слово, я просто никак не могла вспомнить. Идштайн, Сибилла Идштайн. Вы не могли бы напомнить мне свое имя?

Регина не ответила, продемонстрировав ледяные осколки своей улыбки, и расстроенно направилась к Себастьяну, который с предупредительной любезностью поднялся с дивана.

– Мой милый Себастьян Тин! – воскликнула она.

– Госпожа фон Крессвиц!

Себастьян отчетливо произнес ее имя и торопливо склонился над жирной ручкой.

Сибилла удивленно посмотрела на него. Боже, какая честь для этой околобогемной шлюхи. Тоже мне, райская птица.