Поединок. Выпуск 10

Дождь на улице не шел и даже не моросил. Но когда возникал ветер и начинал расталкивать ветви, с деревьев падали капли большие и круглые, как вишни. Голубое сияние тонко высвечивалось над крышей дома, стоявшего у моря. А над морем стлалось белое марево, живое и мягкое, шевелившееся в такт набегающим волнам. Волны хлюпали о поросший темно-зеленым мхом бетон набережной, что-то пели или просто нараспев переговаривались между собой. Чайки сидели на бетоне у самой воды, подозрительно прислушиваясь к морю, косили глаза, изгибая гладкую, красивую шею.

…В кабинете Лада застала коллегу Пулькина, юриста второго класса, вернувшегося из отпуска. Их столы стояли напротив, разделяемые узким проходом к окну.

— Как отдохнули, Виктор Сергеевич? — бодрым голосом спросила Лада. Так бодро учитель, вошедший в класс, говорит: «Здравствуйте, дети!»

— Какой отдых в санатории, — кисло улыбнулся Пулькин. — Процедуры, источники, ванны. Откройте рот, задержите дыхание.

— Ради своего здоровья можно и потерпеть, — напомнила Лада, расстегивая плащ.

— Разве что так, — кивнул Пулькин. Потом хитро прищурился, лицо его стало несвежим, как мятая бумага. Спросил: — Вы от нас уходите? Надоела провинция. Осточертела.

— С чего вы взяли? — удивилась Лада.

— Пока вы опаздывали на работу, меня предупредили, что я должен принять в производство два ваших дела.

— Интересно. Какие же?

— Подлог и халатность. По птицефабрике.

— Прелестно, — Лада повесила плащ на треногую хромированную вешалку, загнанную в угол комнаты справа от входа. Подошла к своему столу, выдвинула стул. Сказала, повернув голову в сторону Пулькина: — У меня серьезное дело. Потому начальство и освобождает меня от мелочевки.

— Какое же это такое дело? — озадаченно и напряженно спросил Пулькин.

Лада села на стул, поставила локти на полированную крышку стола, подперла ладонями подбородок и, сожалеючи глядя в глаза Пулькину, произнесла:

— Убийство.

— Как? — он изменился в лице.

— Очень просто. Жил человек, а потом его убили…

Пулькин покраснел, испарина выступила у него на лбу. Он откинулся на спинку стула, смастерил на лице кустарную улыбку, протянул:

— Да-а-а, Лада Борисовна, по сердцу вы начальству пришлись. Это уже точно. Я тут, понимаете, между прочим, двенадцатый год штаны протираю, но такой чести не удостоился. Все, как вы верно сказали, мелочевка. Недоброкачественный ремонт транспортных средств, искажение отчетных данных, сопротивление на танцплощадке. Да-а…

— У каждого свои возможности, Виктор Сергеевич, — мягко и приветливо пояснила Лада.

22

Зять Веселого Урин — молодой мужчина, пружинистый, высокий, энергичный, стриженный под «ежика», с фирменными очками и броской, как афиша, улыбкой — снисходительно слушал Крюкова. Кивал головой не в подтверждение слов, а скорее в такт, что в свою очередь вызвало раздражение у инспектора. Но он делал вид, что не замечает этого нахального покачивания.

— Илья Степанович, — говорил Крюков. — Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, чтобы между нами не было никаких недомолвок.

Крюков пригласил Урина к себе в ГАИ. Сидел за столом строгий, но доброжелательный.

Урин по-прежнему молчал и кивал головой.

— Это может нравиться, может не нравиться, но мы официальное учреждение. И я обязан устранить противоречия, возникшие в ваших объяснениях и объяснениях гражданки Уриной. Так, ваша супруга утверждает, что ночь с пятого на шестое апреля вы провели в леспромхозе. В то же время, по вашим словам, вечером пятого апреля вы поставили машину в гараж и уехали последним автобусом.

— В чем вы узрели здесь противоречие? — Урин наконец перестал кивать головой.

— Разве непонятно? — спокойно и тихо спросил Крюков, устремив на собеседника немного укоризненный взгляд.

— Где я спал, с кем я спал, никакого отношения к Госавтоинспекции и дорожно-транспортным происшествиям не имеет.

Крюков насупился, покраснел. И вдруг ярко, отчетливо ощутил, что взялся не за свое дело, что у него есть задание и разрешение на осмотр «Москвича-400», принадлежащего гражданину Веселому Виктору Федоровичу, ныне тяжело больному, прикованному к постели. А Урин всего-навсего зять Веселого, имеющий доверенность на вождение машины.

Если по ходу дела потребуется выяснить, где все-таки находился Урин в ночь с пятого на шестое апреля, это вполне по силам выяснить юристу третьего класса следователю Ивановой. Однако мысль о том, что Урин фактически обвиняет его в неправильности действий, несколько взвинтила Крюкова, и он громко и даже торопливо пояснил:

— Как представитель Госавтоинспекции, я участвую в следствии по делу об убийстве Ашотяна Георгия Саркисовича.

Слова Крюкова спугнули броскую улыбку с лица Урина. Фирменные очки его вдруг поблекли, подбородок заострился и пожелтел.

— А кто он такой, этот Ашотян? — спросил Урин растерянно.

— Житель поселка Ахмедова Щель.

— Ну, а… машина наша. Какое она имеет к этому делу отношение?

— Труп был доставлен в лес на машине «Москвич-400». Мы в настоящее время осматриваем все машины «Москвич-400», зарегистрированные в городе и районе.

— Естественно, — согласился Урин.