Едва протолкался по лестнице в михайловское Общество охоты и рыболовства. Повсюду полно возбужденного и пьяного казачья. Впереди меня провели под конвоем Ракова (член Учредилки, эсер). Он презрительно усмехнулся, но был бледен до зелени. Его толкнули к столу начштаба атамана Красильникова — капитана Герке. (Непонятно, ради каких приключений попал этот чистенький остзейский барончик в пьяную компанию атаманцев?) Прищурив, как полагается, оловянные глазки, он пронзил ими перепуганного Ракова и так держал, пронзенным, минуты две.
— Очень хорошо, — сказал ледяным голосом, — вас-то нам и нужно. Гражданин Раков? (Чистенько обмакнул перо и начал писать.) Потрудитесь рассказать об ужине этой ночью у Роговского. Участники пиршества, включая и членов директории, настолько были пьяны, что дали спутанные показания. При обыске мы сосчитали на столе и под столом до сорока питьевых единиц — ликеры, вина и шампанское...
— Это ложь, — хрипло сказал Раков.
— Потрудитесь выражаться прилично... (Постучал вставочкой.) Что за разговоры были на этом ужине?
— Я не желаю отвечать, это издевательство, — сказал Раков.
— Отлично. Вас заставят говорить. Уведите арестованного. — Он глазами указал на подозрительную дверцу в глубине комнаты. Казаки поволокли туда упирающегося Ракова. Я наклонился к Герке и спросил шепотом:
— Как вы намерены поступить с членами директории? Адмирал волнуется...
— Арестованные члены директории будут преданы военно-полевому суду.
— За что?
— За бездействие власти... За сношения с японским генеральным штабом... За подчинение директивам центрального комитета эсеров.
Вошел атаман. За ночь он вырос на голову. Растрепан, пьян и важен. Я обратился к нему с тем же вопросом. Атаман положил руки мне на плечи:
— Передай адмиралу, — за матушку-Россию атаман Красильников готов положить голову на плаху.
— Могу я передать адмиралу, что арестованные живы?
— Можешь, можешь, голубчик, до утра будут живы.
Бросив меня, он пошел к полевому телефону. Его окружили. Он отдавал приказания...
В городе разъезды конных казаков. В центре — посты англичан с пулеметами. Мидльсекские стрелки на карауле у дома совета министров. Всюду пропуска, упирающиеся в грудь лезвия английских штыков. Редкие прохожие, с трудом пробираясь через заставы, могут читать расклеенную на углах белую афишку:
Всероссийское временное правительство распалось.
Совет министров принял всю полноту власти и передал ее мне — адмиралу русского флота Александру Колчаку.
Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, — объявляю:
Я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю — создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, какой он пожелает, и осуществить высокие идеи свободы, ныне провозглашаемые по всему миру.
Призываю вас, граждане, к единению в борьбе с большевизмом, труду и жертвам.
Адмирал полон энергии. Просил меня позвонить от его имени в редакции всех газет о том, что в целях правильной информации о происшедших этой ночью государственной важности событиях вводится предварительная цензура. Все сведения будут поступать только из его штаба. Начальником штаба верховного правителя назначается Лебедев — молодой офицер с генеральскими погонами, — недавно прибыл из армии Деникина, очень шикарный, с шелковым аксельбантом, — несколько подсюсюкивает. В полдень в машине Уорда приехал Франк. Озабочен:
— Мосолов, доложи адмиралу — полковник Уорд просит подтвердить гарантии, что арестованные эсеры будут целы. Он сказал: на Англию произведет очень неприятное впечатление, если случится что-нибудь такое, — понимаешь?
Я рассмеялся: