Поединок. Выпуск 14

Вопрос прокурора. Уточняю: изменял ли потерпевший с вами своей жене?

Ответ. Борис Валентинович глубоко порядочный человек.

Вопрос прокурора. Вы не ответили на вопрос.

Ответ. Я на него ответила.

Вопрос адвоката. Собираетесь ли вы с Петрушиным установить семейные отношения? (Вопрос снят председательствующим как не имеющий отношения к делу.)»

По моей просьбе меня принял председатель горисполкома. Ему было, думаю, чуть за сорок, но непомерная полнота не столько старила его, сколько стирала признаки возраста. В течение всего разговора он мучительно ловил воздух ртом, то и дело прикладывая платок к взмокшему лбу.

Одышка и тучность не лишили его, однако, ни живости, ни умения выстреливать в нужный момент убойные формулировки. Он сказал, что наслышан о моем приезде, что вполне разделяет мой справедливый гнев (который я, кстати замечу, нигде ни малейшим образом не успел еще выказать), что «за такие дела — извините: плохой каламбур — надо публично давать по рукам, чтобы другим не повадно...». Увы, «каламбур» был не только плох, но и груб: откровенный намек на отрубленную руку покоробил бы, наверно, любого. Но я заставил себя пропустить его мимо ушей.

За этим, однако, ничего не последовало: показав свою гражданскую зрелость, мэр настороженно ждал вопросов. Играть в кошки-мышки не имело ни малейшего смысла: я прямо спросил, откуда у Калерии Антоновны такая самоуверенность, откуда это чувство надежности, защищенности, не покинувшее ее даже сейчас — после всего, что случилось. И наконец, это высокомерие: не в директорском кресле — на следствии, где сникают и не такие спесивцы!.. Мэр убедительно разъяснил мне, что самоуверенность и уверенность в себе далеко не одно и то же, что за спесь я принял твердость характера и силу духа, не сломленного бедой.

— Хозяйственник! — воскликнул мэр, стараясь компенсировать значительной интонацией чрезмерную сжатость фразы. — Кто он? Бог! Царь! Всё! — Мэр отдышался, вытер лоб. — План... Качество... Коллектив... Прогулы... Текучесть... У всех прогулы — у Гороховой нет. У всех текучесть — у Гороховой нет. Почему? Авторитет... Переходящее знамя... Два ордена... На ком держится город? Область?.. Можно сказать, регион?.. Теперь — дочь... Наказание божье... Не уследила? Верно! Взгрели! Работает еще лучше. Замаливает грехи. — Что-то похожее на смех прозвучало в его свистящем хрипе. — Кристально честный человек! Кристально...

Все смешалось в доме Облонских... Кристально честный?! А машины? А — ты мне дыни, я тебе трюфеля?

Мэр задышал еще чаще, еще мучительней:

— Вы?! С вашим... Пониманием... Жизни... Острота взгляда... Без догматизма... Таким мы вас знаем... — Лесть, демагогия, набор расхожих приемов — к этому не привыкать, на такого тощего червячка я не клюну. А мэр продолжал наступление: — Как вы можете?! Она... Командир производства... Ворочает миллионами... Вожак коллектива... Нужна машина? Пусть покупает. Что прикажете: ездить на старой? А где сервис? Использовать... Для починки... Служебное положение?.. Пойдем навстречу... Не обеднеем... Лишь бы работала... Продовольственная программа... Надо? Надо! И я так считаю... Спекуляция? Клевета! Поклеп! Все чисто... Проверяли... Поменяли следователя? Всех меняют... Незаменимых нет... Хотел раздуть громкое дело... Карьерист... Типичный... А Горохову жаль... Такая дочь... Видели? Нет? За ней любой побежит... Втюрилась, дура...

Интересно: мэр искренне верил во всю эту чушь или она служила наспех сработанной ширмой, скрывавшей банальную круговую поруку?

Он порылся в папке, достал несколько писем. Прокомментировал сразу, упреждая вопросы:

— Завистники... Склочники... А что делать? Надо воспитывать. Верно? Верно! Прочтите...

Я прочел. Работницы кондитерской фабрики писали в городские организации. Под одним обращением подписалось человек тридцать, под двумя другими — чуть меньше. Несколько мест было отчеркнуто красным карандашом.

«Сама ли дочь стала такой или мамаша потрудилась?.. В этом надо хорошо разобраться, но никто не хочет... Почему Горохову защищают и кто ее покровители?.. (Рядом с этой фразой на полях две птички и три вопросительных знака. — А. В.) Где справедливость?.. Можно ли при директорской зарплате жить на такую широкую ногу?.. Каким образом дочь, не работая на фабрике, получила машину по фабричному списку? И на какие доходы?.. Не грех бы директору рассказать коллективу про себя, про семью, как дошла до жизни такой...»

Я вспомнил речь Калерии Антоновны на рабочем собрании. Похоже, она отвечала тогда — вполне недвусмысленно — своим критикам. Отвечала, но все-таки не ответила. Набор штампованных фраз, привычная демагогия, неприкрытая угроза вперемежку с посулами... Разве это ответ?

— Жалобы проверяла комиссия, — тяжело дыша, мэр разглядывал меня в упор. — На строгих все жалуются. А добреньких хвалят... Вот где проблемка, товарищ писатель!