— Сейчас, — прерывисто зашептал Ружин. — Сейчас… — Он суетливо развязывал галстук…
Затренькал телефон. Ружин расстегнул рубашку. Телефон звонил.
— Идите вы к черту! — выругался Ружин и внезапно замер. — Минуту, — сказал он Лере, поднялся и взял трубку. — Да,— выдохнул нетерпеливо. — Позвонил-таки. То, что надо. Когда? Где? Отлично. Через двадцать минут в управлении. Все.
Он повернулся к Лере.
— У нас в запасе десять минут. — И принялся расстегивать брюки.
Лера резко и легко выпрямилась.
— Все, — тихо и сдержанно сказала она. — Я ухожу, — Не дури, — засмеялся Ружин. — Десять минут тоже на дороге не валяются. — Он опять обнял ее. Лера брезгливо отпрянула.
— Пошел ты знаешь куда… — она встала, нервными движениями поправила платье. — Как вы мне все надоели, если б ты только знал…
— И много нас?
Лера нашла сумку, скомкав, побросала туда свои джинсы, рубашку, белье, осмотрелась — не забыла ли чего — и направилась к двери.
— У меня же работа, — мягко заметил Ружин. Он приладил под мышкой пустую кожаную кобуру от пистолета, надел пиджак, тоже вышел в прихожую.
— Да разве в этом дело, — Лера усмехнулась и открыла входную дверь. — Больше не звони.
— Эй! Постой! — Ружин перестал улыбаться. — Брось! Не надо! — Он выбежал на лестничную площадку, крикнул: — Ну прости ты меня! Прости! — и тут же замолк, настороженно огляделся и шустро шмыгнул в квартиру.
В управление приехал не переодевшись, как и был в бежевом костюме, бордовом галстуке. Кивнул дежурному, с кем-то поздоровался в коридоре, сильно и легко взбежал наверх, с ходу открыл дверь кабинета, она отлетела, как от порыва ветра, ударилась о стену, задрожала, загудела гулко. Навстречу ему поднялись двое молодых людей одного возраста, стройные, крепкие, чем-то похожие, по-современному одетые — джинсы, курточки.
— Ты так красив, шеф, — восхитился Лахов.
— Я бы влюбилась, — манерничая, проговорил Горохов — Если б умела..
Ружин невесело улыбнулся в ответ. Загремел ключами, открыл сейф.
— Всю малину испортили, да? — сочувственно спросил Лахов.
— Еще как, — Ружин достал из сейфа пистолет, привычно щелкнул затвором, вставил обойму, вложил оружие в кобуру. — Впору запеть «Ментовские страдания». Ну что? — он посмотрел на сотрудников. — Погнали!
Рафик несся по городу. На нем никаких опознавательных знаков, ни проблесковых маячков, и сирена не глушила пронзительными звуками и тревогой беспечный курортный народ. Кроме троих оперативников в автобусе сидели еще трое сотрудников в форме.
— Смешно, — сказал Лахов, глядя в окно. — Море ненавижу, а столько лет живу здесь.
— Уезжай, — лениво порекомендовал Горохов.
— Уеду, — привычно легко отозвался Лахов.
— А я его и не замечаю, — офицер в форме протянул всем сигареты. — Вода и вода. Чего говорить? Нет, здесь хорошо. Я вон в Мурманске служил. Холодно.
— Да, да, конечно, — согласно закивал Лахов. — Надо всегда сравнивать с худшим.
— Ты еще заплачь! — неожиданно резко сказал Ружин. Все посмотрели на него. Он затянулся и закашлялся, поперхнувшись дымом. Горохов хватанул его по спине. Ружин громко ойкнул, но кашлять перестал. Офицер засмеялся.
Автобус притерся к тротуару. Водитель выключил мотор. Стало тихо.,
— Все как обычно, — заговорил Ружин. — Поднимаемся, звоним условным звонком…
— А мы его знаем? — спросил офицер.
— А то, — весело откликнулся Ружин.
— Сыщикам слава! — офицер хлопнул в ладоши.
— Понятых, естественно, надо, — продолжал Ружин. — Вы,— он указал пальцем на одного из милиционеров, — организуйте, пожалуйста.
Милиционер кивнул и вышел из автобуса.
— Сколько их? — спросил офицер, надевая фуражку. — Рафика хватит?
Ружин пожал плечами, сказал неопределенно:
— Упакуем, чай не баре…
— Ну, ладненько, — кивнул офицер. — Поработаем. Давно в деле не был. Заела, понимаешь ли, канцелярия.
— А кого не заела? — вздохнул Ружин и вытянул средний палец. — Гляди, мозоль от ручки.
— А лучше бы от курка, — с деланным тяжелым хрипом в голосе заметил Горохов.
Офицер опять засмеялся. Все происходящее ему очень нравилось.
В стекло постучали. Милиционер привел понятых, двух настороженных мужичков пенсионного возраста.
— Теперь быстро, — сказал Ружин. Оперативники и милиционеры торопливо пересекли двор, вошли в подъезд, застучали каблуками по лестнице. Лампочки светили вполнакала, медно, да и то не на каждом этаже. Было холодно и сыро, словно и не на юге. Лахов поскользнулся, чуть не упал.
— Вот дерьмо! — выругался.
— Дерьмо, — негромко засмеявшись, подтвердил Горохов и посветил на лестницу фонариком. Лахов шевельнул ноздрями и сморщился. Начал старательно о лестницу соскабливать неприятность с подошвы.
— Потом, — толкнул его Ружин.