Поединок. Выпуск 15

Ружин сморщился: чересчур медленно, он такой езды не любит, но по асфальту не обгонишь, узко; мигнул фарами, пошел на обгон слева по траве, но тут и «Волга» прибавила скорость, без усилий, запросто. Ружин чертыхнулся, опять выехал на асфальт, «Волга» снова притормозила, Ружин сплюнул в открытое окно, пристроился в хвост, поплелся. Но вот наконец цель пути, забор вдалеке, освещенные ворота, два маленьких прожектора подсвечивают створки с земли, ворота выкрашены в белое, кажутся невесомыми, возле них двое мужчин в светлых костюмах, крепкие, высокие, с гаишенскими жезлами в руках. Перед «Волгой» ворота бесшумно открылись, машина проехала, перед Ружиным створки сошлись, пришлось резко тормозить. Ружин, сдерживаясь, крепко сжал руль, казалось, разломит его. Подошел один из мужчин, большеголовый, бесцветный, стукнул жезлом по крыше. Ружин высунулся в окно. Мужчина сказал:

— Вам сюда, — и указал жезлом в сторону от ворот. Ружин повернулся, увидел импровизированную стоянку — несколько машин.

— Я приглашен, — сказал Ружин.

— Вам сюда, — повторил большеголовый.

— А мне надо туда, — с нажимом проговорил Ружин и махнул рукой вперед.

— Туда пешком, — бесстрастно произнес большеголовый. — А машину сюда.

Ружин неожиданно выбросил руку, ткнул кулаком большеголовому в живот, тот охнул, хватанул зубами воздух

— Живой, — засмеялся Ружин. — А то уж я подумал — говорящее дерево.

Большеголовый замахнулся жезлом, но Ружин ловко вывернул машину направо и, смеясь, покатил к стоянке.

Когда он проходил через калитку, большеголовый даже не повернулся в его сторону.

Маленькими прожекторами освещался с земли и вход в большой, трехэтажный, по-южному белый особняк. На плоской крыше мелькали тени, там же наверху играла музыка, громко, весело, оркестр. На широкой многоступенчатой лестнице, ведущей к распахнутым дверям, и возле лестницы, и дальше, под деревьями, густыми, раскидистыми, небольшими группками, и поодиночке, и парами стояли и расхаживали мужчины и женщины, одетые по-вечернему, ярко, у всех бокалы в руках, пьют. Ружина узнали, и он узнал кое-кого, кивал сдержанно, пока шел. Его окликнули. Он повернулся. К нему спешила молодая женщина, улыбающаяся, в огненно-красном коротком платье, узком, с полукруглым глубоким декольте. Стучали высокие каблучки, длинные глаза светились влажно. Остановилась, разглядела его со всех сторон.

— И не надеялась, — сказала. — Изумлена. По этому поводу я закажу фейерверк, искристый и пенистый как шампанское… Кстати, надо выпить. Какой повод… — Она посмотрела по сторонам, пошевелила в воздухе пальчиками. — Мы в течение года ежемесячно присылаем ему приглашения, а он брезгует. Своей бывшей любимой женой брезгует. — Она говорила чересчур быстро, возбужденно. Пьяна? — Как тебя угораздило на сей раз?

Ружин пожал плечами, слабо улыбнулся, сказал тихо и скорбно:

— Пришел звать тебя обратно домой. Хватит. Пора.

Марина засмеялась, чуть запрокинула голову, взбила с боков длинные белые волосы, протянула к нему руки.

— Ты прелесть. Как всегда, красив и остроумен. Ружин отступил на шаг, проговорил еще более скорбно и печально:

— Пусто без тебя. Везде. И в спальне, и в кухне, и на улицах, и в машине, и солнце теперь другое, темное, и ночь холодная и враждебная. — Он склонил голову, уставился в землю, вздохнув.

Марина опустила руки, перестала улыбаться, провела языком по губам, всмотрелась в Ружина внимательней.

— Если ты серьезно, — сказала она, — то лучше уходи. Уходи сейчас. Прямо сейчас поворачивайся и уходи…

Ружин спрятал лицо в ладонях, дернул плечами, словно заплакал.

— К черту! — кричала Марина. — Убирайся к черту! Не порть мне жизнь хоть теперь! Я забыла о тебе й не хочу вспоминать!

Они были довольно далеко от людей. Но громкий, низкий ее голос услышали, гости стали тревожно поворачиваться к ним.

Ладони Ружина поползли вниз. Лицо открылось. Он смеялся, искренне и весело, как давно не смеялся. Какое-то время Марина смотрела на него, порывисто дыша; пытаясь собраться с мыслями, потом процедила недобро:

— Подонок! Я тебя ненавижу! Ненавижу!

Она повернулась и, некрасиво ссутулившись, побрела к дому. Ружин, все еще смеясь, прислонился спиной к дереву. Затем выдохнул шумно. Вместе с воздухом вышел и смех. Весь. Без остатка. Он поднял правую руку, ударил себя кулаком в челюсть. Сильнее. Еще. Еще…

Потом закурил, сделал несколько глубоких, жадных затяжек, бросил сигарету и решительно направился к дому.