Поединок. Выпуск 15

Она сделала несколько шагов назад, потом повернулась к нему спиной, побрела, ссутулившись, вздрагивали плечи, длинный плащ путался в ногах. Ружин подождал, пока она отойдет подальше, скроется за деревьями, курил жадно, потом бросил сигарету, разделся, не суетясь, оставшись в плавках, пробежался до кромки воды, остановился на секунду, выдохнул шумно и ступил в воду.

Он плыл быстро и уверенно Все дальше, дальше. Опять задул ветер, тот самый, злой и колкий, с готовностью вынырнули «барашки», понеслись неудержимо друг за другом. «Давай! Давай!» — вскрикивал Ружин, отфыркивался и, истово вспенивая вязкую воду, короткими сильными гребками толкал себя вперед.

Николай Доризо Гибнет девчонка Рассказ молодого криминалиста

За такую фамилию деньги надо платить, а она ему бесплатно досталась — Папсуй-Шапка. Степан Папсуй-Шапка. Раз услышишь, запомнишь на всю жизнь. Почему Папсуй-Шапка? Что это значит — Папсуй-Шапка? Сам он был вологодский, где таких фамилий сроду не бывало, говорил опрятно, округло, с выговором на, «о». Откуда же пришла к его предкам эта странная фамилия?

Так вот, все началось с того, что в два часа ночи, когда мы с братом уже давно спали, в передней раздался настойчивый, резко пульсирующий звонок. Брат повернул выключатель. Я вскочил с постели, как синяк растирая на лбу внезапный электрический свет.

— Интересно! Архиинтересно, кто бы это мог быть? — закричал брат и, вырвавшись вместе со своим криком из-под одеяла, вскочил на стул в майке и в трусах.

Он был большим оригиналом, мой брат. Но об этом после.

Я зевнул со сладким прогибом в костях, натянул пижамные штаны и поплелся открывать. Звонок продолжал пульсировать.

— Иду! Иду! Кто там?

На пороге стоял мой друг и сослуживец сотрудник уголовного розыска Степан Папсуй-Шапка.

— Не спишь? Хорошо, что не спишь! Вот какое дело, понимашь. — Он говорил не понимаешь, а понимать. «Е» выпадала из некоторых слов, как выпадают буквы из пишущей машинки. — Вот какое дело. Гибнет девчонка! Девчонка гибнет!.. Совесть. Бабка. Тыква. Что смотришь? Прикатил я к тебе свою тыкву.

В ответ на мое недоуменное выражение лица он посмотрел на меня сердито, укоризненно, даже обиженно, возмущенный моим непониманием. Была у него странная особенность: когда он очень волновался, начинал говорить с конца, будто собеседник уже знает все то, о чем он хотел сказать, знает не хуже его самого. Тогда уже выпадала не одна буква «е», а выпадала почти вся речь, кроме конца. Он стремился к предельной краткости и поэтому вместо фразы говорил одно слово. Но в конечном счете, объясняя его, ему приходилось разматывать это слово, как клубок.

— Гибнет девчонка! Девчонка гибнет!.. Совесть. Бабка. Тыква. Ты что, понимашь, на меня уставился с недоумением!

Он безнадежно махнул рукой. И начал свой рассказ.

Несколько дней тому назад Степан Папсуй-Шапка на опустевшей ночной улице остановил такси. Каково же было его удивление, когда за рулем оказалась девчонка лет двадцати пяти, худенькая, смазливая, этакая пигалица, мамина дочка.

«Как ты не боишься, — спрашивает он, — по городу разъезжать в ночное время. Ведь пассажиры бывают разные. Иной пассажир посмотрит на тебя да и ножик из кармана выхватит. По пьяному делу на тебя позарится или на твою выручку». «А у меня для такого пассажира вот здесь, сбоку, под рукой, ломик припасен», — отвечает она.

Заинтересовала Степана эта девчонка. Начал он ее расспрашивать, где училась, почему пошла работать в такси. Ведь работа в такси все-таки мужское дело.

То ли та искренность, с которой Степан ее расспрашивал, — а он был большим охотником до чужих судеб, всегда стремящимся понять человека, угадать самую его суть (видимо, интерес к человеку и сделал его сотрудником уголовного розыска, а работа еще более заострила в нем природную склонность), — то ли просто девчонке захотелось выговориться, но она откровенно рассказала ему о своей непутевой жизни.