Поединок. Выпуск 17

— И я должна была объяснить насчет глаза. Я могла бы, конечно, сказать, что упала, когда шла через лес в темноте. Но мне это просто не пришло в голову. Я подумала, что мне надо как-то объяснить, а ведь известно, ссоры бывают у всех.

Впереди показался их дом. Она не оставила ни одной зажженной лампы. И дом казался покинутым, нежилым.

— Ну, я не понимаю, — не унималась она, — почему ты так по-дурацки к этому относишься. Ведь ты вечно говоришь, что они тебе не нравятся, они такие скучные. Почему мы должны идти к этим скучным Кэри? — вот что ты всегда твердишь.

Когда он поворачивал на въездную аллею, она качнулась и ударилась об него.

— Ты ставь машину, — заявила она. — А я выйду. Я лучше выйду.

И, прежде чем машина остановилась, выскочила и поспешила в дом через кухню.

Ну и черт с ней, подумал Джон. Не спеша, как-то странно отключившись от себя и от окружающего, он поставил машину в гараж, задвинул дверь и постоял немного, разглядывая очертания яблонь на фоне темного леса. Из темноты донесся слабый крик, будто человек кого-то зовет. Сова?

Сквозь неосвещенную кухню он вошел в дом. В гостиной тоже было темно. Включив свет, он поглядел на бутылки, стоявшие в баре. Их содержимое не уменьшилось. Может, она долила воды в джин? Или у нее наверху есть еще бутылка? Скорее всего, бутылка наверху.

Он слушал, как она ходит там над ним. Потом уселся в кресло. Вскоре на лестнице раздались ее шаги. Она спустилась. Похоже, новая доза алкоголя отрезвила ее. Она достигала и такой стадии. Причесалась и подмазала губы. Припухлость под глазом заметно темнела, несмотря на пудру. На губах — легкая улыбка.

Аналитическая машина работала в нем уже автоматически, хотя ему было все равно. Почему она улыбается — рада, что перехитрила его, спрятав бутылку наверху? Или что-нибудь еще?

Она подошла, села на ручку кресла, любящая, непринужденная, — будто ничего не случилось:

— Ты все еще сердишься на меня? Я все улажу. Обещаю. Я же сказала им, что выпила. Будет очень легко объяснить, что я и сама не помню, что я там наболтала, и что я все перепутала насчет того, что ты меня ударил. — Она погладила его по голове.

Он поднялся:

— Ради бога, Линда! Пошли спать!

Она спрыгнула с ручки кресла и поспешно ухватила его за рукав, улыбаясь ему все той же легкой, взволнованной улыбкой.

— Милый, мы скоро ляжем, но еще не сейчас. Я хочу о чем-то рассказать тебе.

Он насторожился, словно по сигналу тревоги.

— О чем-то ужасно важном. И ты должен разумно отнестись к этому. Ты должен понять, что бывают такие минуты, — в браке всегда так, — минуты, когда ты находишься слишком близко, чтобы все увидеть в правильных пропорциях, когда… Милый, я звонила Чарли Рейнсу.

Он, остолбенев, уставился на нее.

— Я позвонила ему домой, — продолжала она. — Сказала, что тебя ужасно взволновало его письмо и ты просил договориться о встрече. Так вот, ты встречаешься с ним завтра в шесть часов на коктейле в баре «Барберри Рум». Вы будете вдвоем и сможете обсудить все спокойно. Если выехать двухчасовым, как раз доберешься вовремя.

«Поверь мне, — вспомнил он. — Ну хоть раз. Это так важно, чтобы ты верил мне». Значит, уже тогда, через пять минут после того, как он сообщил свою новость, она решилась. Вот почему она не поехала с ним. Эта хитрость, чудовищность этого предательства вызвали в его душе гнев, вытеснивший усталость и безразличие. Глядя, как она улыбается, уверенная в победе, он понял то, чего никогда раньше не понимал. Она его презирает. Несмотря на все притворство («Милый Джон, помоги мне! Что со мной станет без тебя?»), она и в грош его не ставит, относится к нему, как к куску глины, которому может придавать любую форму. «Я устала от Нью-Йорка. Я хотела бы пожить в деревне. Заставлю его бросить фирму «Рейнс и Рейнс». Вот как это было в Нью-Йорке. А теперь: «Хочу получить эти деньги. Здесь мне надоело. Заставлю его вернуться». Если бы она не выпила, не показала бы этого так откровенно.

В гневе он решил было: позвоню Чарли сейчас же. Скажу, что моя жена была пьяна, — и к черту всю эту службу. Но тут же понял, что не сможет сделать этого по телефону. Придется ехать в Нью-Йорк, чтобы как-то все исправить.

Сильное чувство поглотило его гнев. Теперь он больше ничего ей не должен, он освободился от нее наконец.

— Думаешь, ты уж такая умная?

— Нет, только разумная, вот и все. Конечно же я понимаю, ты скорее умрешь, чем согласишься, что критики правы. И это естественно. Но на самом деле, в самой глубине души ты знаешь, что ничего не вышло: тебе не удастся добиться успеха. И отвергнуть единственное приличное предложение…

Внезапно он потерял контроль над собой и ударил ее по щеке. Она вскрикнула и схватилась за лицо, глядя с изумлением, бешенством и страхом.

Ни разу до этого он не поднял на нее руки, но не ощутил никакого потрясения. Пожалуй — даже некоторое удовлетворение.

— Ну вот. Теперь нечего объяснять у Кэри. Теперь твое выступление там на все сто соответствует действительности.

Она отпрянула от него и бросилась в кресло, все еще держась за щеку руками.

— Ты ударил меня!