Поединок. Выпуск 17

— Виктор Александрович Лагин, тридцати двух лет, если вам это сможет помочь.

— Знаете, в конце смены все в глазах разбегается. Их столько, честное слово, вы даже представить не можете. Виктор Лагин… Кажется, все-таки я с таким встречалась. Но точно сказать не могу.

Выйдя на улицу, я была вынуждена признать: схватку с Мариной Шаховой я проиграла. Ладно, не будем падать духом, завтра я вызову официантку в прокуратуру, кроме того, у меня всегда в запасе испытанное средство — очная ставка с Лагиным. Не откладывая, я послала Шаховой вызов на завтра в прокуратуру.

Вечером позвонил Русинов. Он сообщил, что допросил Суркова и Михееву, они официально подтвердили, что не знают Лагина. Помедлив, сказал еще одну новость: свидетелей, могущих подтвердить факт знакомства Шаховой и Долгополова, найти так и не удалось.

25

На официальный допрос ко мне в прокуратуру Шахова пришла к десяти утра, но разговора с ней у меня снова не получилось. Как и вчера, официантка продолжала утверждать, что не может вспомнить, встречалась ли она с человеком по фамилии Лагин. Может быть, и встречалась, но точно она не помнит. Сколько я ни старалась, я так и не смогла настроить Шахову на доверительный разговор. Отпустив официантку, я созвонилась с Уваровым и поехала в ИВС.

После того как конвоир ввел Лагина, тот посмотрел на меня, на Уварова — и молча сел. Хороший признак: Лагин не знает Уварова в лицо и не подозревает, кто он такой. Значит, не сможет откорректировать ответы. Надеясь втайне, что на поведении Лагина скажется время, проведенное в ИВС, я нарочно долго раскладывала бумаги. Стала заполнять протокол, спросила, не поднимая глаз:

— Ну что, Лагин, все продумали?

— Не понимаю, Юлия Сергеевна. Что я должен был продумать?

Посмотрев на Лагина, увидела в его глазах ту же насмешливую уверенность, с которой он разглядывал меня в Лугове. А также — искреннее удивление, недоумение, как можно его в чем-то подозревать. Хорошо, пусть хитрит, пусть притворяется невинным — вопросы должны быть точными и бить по главным направлениям.

— Лагин, знаете ли вы Эдуарда Васильевича Долгополова? Работника Ленаптекоуправления?

— Первый раз слышу.

— Есть показания свидетелей, неоднократно видевших вас вместе с Долгополовым.

— Не знаю, с кем и кто меня там видел. Человека, о котором вы спрашиваете, я не знаю, вот и все. А видеть меня могли, видеть никто не запрещает.

— Пытаетесь запутать следствие, Лагин. Долгополов, именно Эдуард Долгополов познакомил вас с Лещенко.

Уголки глаз дрогнули — но лицо неподвижное, почти каменное:

— Ничего подобного. С Лещенко я познакомился сам.

— Почему вы скрываете факт знакомства с Долгополовым?

— Ничего я не скрываю, гражданин следователь. Не знаю я этого Долгополова, ну что вы в самом деле? Не знаю, и все. С Лещенко я познакомился сам, причину знакомства указал, все открыл как на духу. Готов отвечать на любые вопросы, спрашивайте.

— Спрошу. Итак: с какой целью вы хотели познакомиться с Лещенко?

— Я хотел показать ему монету, чтобы он оценил ее.

— Какую монету?

— Рубль 1742 года.

— Как у вас оказалась эта монета?

— Мне подарил ее коллекционер Савостиков.

— Когда?

— Давно. Я только пришел из армии.

— В каком году конкретно?

— Считайте сами — двенадцать лет назад.

— Вы знаете, сколько стоит эта монета?

— Знаю. Двенадцать тысяч.

— И Савостиков просто так подарил вам эту монету?

— Тут есть одна тонкость, Юлия Сергеевна. Савостиков был уверен, что это подделка. Фальсификат.

Интересно. Это как раз то, чем интересовался Русинов.

— А на самом деле?

— Видите ли… Я сам сначала думал, что это подделка. Но потом, недавно, достал монету, смотрю — жутко похожа на подлинник.

Я незаметно покосилась на Уварова — тот сидит спокойно, только что-то подрисовывает в блокноте. Лагин вздохнул:

— Просто жутко. Кому показать? Лещенко, конечно. Вот и все. Я и показал.

— И что же Лещенко?

— Старик сразу же сказал, что это подлинник и, возможно, он купит монету. Но попросил оставить — на время. Я позвонил через два дня, он: простите, молодой человек, ошибся, можете забрать монету, это явная подделка.

Уваров сидел так же спокойно. Лагин потер лоб:

— Вообще-то я знаю, Лещенко человек честный, но тут закралось сомнение, ведь сначала он сказал, что это подлинник. Обидно стало, но хорошо, думаю, проверим. Взял у него монету, прихожу домой, смотрю — монета-то не моя. Действительно, фальшивка, самая настоящая фальшивка, но главное — не моя.

Уваров сказал раздельно:

— Как вы это определили?

— А что тут определять? Свою монету я знаю как облупленную. Каждую отметинку, зазубринку, характер чеканки. А тут смотрю, совершенно другая монета, подсунул старик липу.

Уваров хмыкнул:

— Сомневаюсь, чтобы Лещенко кому-нибудь мог подсунуть липу.

— Да я сам удивился, подумал еще: вот тебе и честный. Покрутил я этот кругляшок, вечером ничего делать не стал, а утром — к нему. Час, наверное, ломился, он не пускал. Я ему: Арвид Петрович, отдайте монету по-хорошему, а он — отдал же я вам монету, что вам еще нужно?

Лагин говорил, воодушевляясь, почти увлеченно, и я подумала: до чего же все точно размечено, не придерешься.

— А потом?