Поединок. Выпуск 2

Алексей ожидал встретить как бы сохранившееся с прошлого разговора нагловато-независимое отношение. Но то ли новая обстановка, то ли какие-то другие причины заставили Чуева изменить линию поведения. И Воронову, настроенному слишком агрессивно, пришлось свой боевой пыл несколько охладить.

Чуев сидел сдержанно-вежливо — само внимание.

— Я хочу вас предупредить, Петр Константинович, что в отличие от прошлого разговора у вас дома эта встреча официальная, протоколируется, записывается на магнитофонной пленке, и потому прошу быть в ваших же интересах очень внимательным с ответами и правдивым.

— И то и другое меня устраивает. Как гонщик, я привык всегда быть внимательным. Что касается правдивости, думаю, вы уже имели возможность в этом убедиться, проверив...

— Проверили... — перебил Воронов. — И потому, чтобы не пришлось мне вас больше прерывать, хочу попросить отвечать только тогда и на те вопросы, которые я вам задаю.

— Это что, допрос? — слегка побледнев, спросил Чуев.

— Да, — как можно жестче ответил Воронов.

Формальности, связанные с открытием протокола, фамилия, данные и прочее, они выполнили во все накалявшейся атмосфере. Воронов видел, что Чуев боится. Но чего? Надо было вести разговор, стараясь как можно дольше продержать его в этом тревожном состоянии. Страх за содеянное, если оно было, должен заставить его проговориться.

Алексей подумал, что там, в кабинете начальника отдела, где полковник Жигулев и старший следователь Стуков внимательно слушают, как он ведет допрос, не очень-то одобрят такую линию его поведения. Полковник Жигулев не любил психологического нажима — только факты.

— Итак, вы не разговаривали с диспетчером Мотей о нашей с Хромовым встрече. Вы подтверждаете это ваше заявление сейчас?

Чуев пожал плечами.

— Естественно.

— По-прежнему считаете, что Мотя решила вам отомстить за то, что отказались на ней жениться?

— Не совсем так, но приблизительно.

— Уточните, пожалуйста, как вы формулируете эту мысль.

— Естественно, обиженная баба меня ненавидит с того дня, как я женился на Людмиле, а не на ней. Вот и все. Она готова съесть меня с потрохами.

— И вы не знали о том, что Хромов договорился встретиться со мной на следующий день?

— Не знал. Мне это, поверьте, совершенно безразлично как сейчас, так и было тогда.

— Расскажите, что вы делали в то утро, когда погиб Хромов.

— Я вам уже говорил. Перебирал мотор. Или свидетелей мало?

Воронов сдержался.

— Свидетелей даже больше, чем нужно. Но поподробнее, пожалуйста. Вот вы миновали проходную и...

Чуев сел на стуле поудобней. Опять недоуменно пожал плечами — дескать, если вам нечего делать, я готов вспоминать...

— Прошел в мастерскую...

— Ни с кем не разговаривая по дороге?

— Ни с кем... — твердо ответил Чуев, но Воронову почудилась какая-то трещинка в его твердости. Он помолчал, видя, как борется Чуев, пытаясь взять себя в руки. И Воронов решил временно ослабить нажим. Недоговоренность всегда многозначительна.

— Вам знаком этот предмет? — Воронов положил на стол стоявший рядом с тумбой длинный крючок из десятимиллиметровой проволоки. Он заметил его вчера в гараже среди общего хлама, висевшего на стеллажах. Спрашивал ребят, и никто не мог объяснить толком, зачем нужен этот крюк и кто его сюда принес. Но таким или почти таким проводился следственный эксперимент. Воронов, оформив изъятие протоколом, взял его так, на всякий случай...

Эффект превзошел все ожидания. Чуев откинулся назад и замер. Потом, сообразив, что выдает себя, быстро сказал:

— Да. Это мой буксировочный крюк. Иногда приходится таскать на нем мотоцикл.

— Вы можете объяснить, как он применяется?

Чуев совершенно растерялся.

— Обыкновенно. Цепляю за свою машину одним концом, за другую — другим.

— Ручка столь узка, что не цепляется ни за одну переднюю или заднюю деталь мотоцикла, годную для буксировки...

— Я могу вам показать это на практике...

— Обязательно попрошу вас об этом. А теперь скажите, не этим ли крюком воспользовались вы однажды, цепляясь за фургон Хромова?

Надо отдать должное Чуеву, он сумел достойно принять удар.

— А-а, вот откуда ветер! Было такое. Идиот инспектор попался. Долго душу мотал... Не этим крюком цеплялся — тогда какая-то проволока подвернулась. У меня, помнится, бензин кончился.

— Вы можете мне рассказать, куда и откуда вы ехали?

— Могу.

Чуев принялся подробно рассказывать. Воронов не перебивал, давая ему выговориться. Чуев все более живописал о своих планах и о стычке с инспектором.

— Скажите, Чуев, о чем вы говорили с Хромовым в то утро, когда он погиб...

— Так... Ни о чем...

— Но полчаса назад вы показали, что ни с кем не разговаривали...

— Как-то запамятовал... Действительно, я поздоровался со стариком.

— Вы садились к нему в машину?

— Вроде стал на ступеньку... — глухо сказал Чуев.

— В кабине не были?

— Как будто нет, — и по глазам Чуева Алексей понял, что тот действительно не уверен и пытается лихорадочно вспомнить.

— Чуев, вам знакомо такое слово — дактилоскопия?

— Пальцы, что ли? — с тревогой в голосе переспросил Чуев.

— Пальцы, — согласился Воронов. — Точнее, отпечатки пальцев.