Поединок. Выпуск 2

— Святое дело толкуешь. Ну, а командир-то кто?

— Скажешь: командир отряда — моряк, по кличке «Старшой», — ответил Быков, взглянув на Ратникова.

— Это ты, что ли? Или он?

— Там разберемся. Скажи-ка, как до этого Соленого добраться?

— От моря ровнехонько на север, — пояснил Егор. — Вот оврагом вглубь, выйдете из него и не сворачивай, напропалую дуй. Отщелкаете двенадцать верст — и дома. Большое озеро, богатое, вода только малость солоноватая, оттого и прозвище — Соленое.

— Вот и условились обо всем, — сказал Ратников. — Прямо сейчас и идите. Только осторожнее: немцы из Семеновского облаву наверняка выслали — не напоритесь. Вчера мы их потревожили — искать будут.

— Когда сами-то на озеро явитесь?

— Завтра, должно. Приведем кой-кого еще из наших.

— Вот и добре. Свистните трижды, встретим.

— Ну, счастливо, мужики. Идите, народ поднимайте. Скоро увидимся.

— И то пора. Не ровен час, — заторопился Устин.

Оба они тепло и с надеждой пожали руки Ратникову с Быковым, попросили особо не задерживаться. Егор с завистью посмотрел еще раз на лишний автомат за спиной у Быкова, и они, поклонившись в сторону хутора, неслышно скрылись в зарослях.

— Значит, мы и есть партизаны, старшой, в этих краях? — сказал Быков, наблюдая за хутором.

— Значит, мы, боцман. Пока, выходит, одни. А раз так, план наш меняется. — Ратников тоже не отрывал глаз от хутора. — Наших здесь нет, и нет смысла нам метаться между хутором и селом: кроме немцев, никто нас не слышит. По-моему, надо уходить на Соленое озеро, сколачивать отряд. Мужики поддержат. Хорошее дело, боцман, затеять можно. С размахом.

— Есть смысл, — согласился Быков. — А с хутором как? Уйти, что ли, бросить все? Они же сами на мушку просятся. Поле голое перед нами, полезут — хорошая встреча произойдет.

— И все-таки лучше уйти незаметно, — с сожалением вздохнул Ратников. — Сядут на хвост, не уйдешь. Если бы налегке, еще ведь Маша со шкипером.

С хутора между тем доносились тревожные женские голоса.

Немцы с автоматами на изготовку охватывали кольцом толпу.

— Кажется, пожар затевают, — сказал Быков. — Гляди!

К ближней хате под соломенной крышей, отделившись от кольца автоматчиков, не спеша направился солдат с факелом в руке. Толпа, словно бы еще не веря в происходящее, замерев, следила за ним. Отсюда пламя было едва приметно в ярком солнечном свете. Солдату оставалось не больше десяти шагов. Толпа опять заволновалась, заголосила.

— Что делают, а? — взвинтился Быков. — Нет, ты видишь, что эти сволочи хотят сделать!

И вдруг сзади затрещали кусты, раздался за спиной приглушенный выкрик Устина:

— Милые, родные, не дайте! Снимите паразита!

Устин подбежал, упал рядом с Быковым, взмолился:

— Вовек не забуду! Кровная хата... Не дай запалить, не дай!

— Ты что, старик, очумел? — обернулся Ратников. — Засекут, все пропадем!

— Сними, сними поджигателя. До смерти не забуду! — не слушая его, умолял Устин.

Быков почувствовал, как загудело в голове от напряжения. Он слышал голос Ратникова, но не понимал, что тот говорит, хотя ясно различал все от слова до слова. Он еще не знал, не решил, что станет делать, а палец уже сам лег на спуск.

— Сынок! Христом богом молю, — теребил Устин. — Стрельни! Запалит сейчас, пропадет хата.

— Уходи, старик! Уходи, слышишь?

— Да это ж все одно что кровь живую пустить. На колени встану: не дай!

«Нельзя же, нельзя стрелять!» — лихорадочно думал Быков, а сам целился в факельщика. Тому оставалось три-четыре шага. Через поле долетали пронзительные, истошные голоса женщин. Быков краем глаза уловил страдальческий, нетерпеливый взгляд Устина, прошептал:

— Нельзя, понимаешь! — И рванул спусковой крючок.

Прозвучал выстрел. Ратникову показалось, будто из корабельного орудия ударили. Солдат с факелом замер, точно споткнувшись обо что-то, попятился назад, к толпе и, неуклюже взмахнув руками, опрокинулся навзничь. К нему кинулись двое.

— Теперь один черт! — обозлившись, крикнул Ратников. — Давай!

Они ударили оба. Но было непонятно: то ли немцы успели залечь, то ли пули достали их. Резкая автоматная очередь прострекотала в ответ. Толпа с криками рассеялась, хутор мигом опустел.

— Выручил, родной! Какое же спасибо тебе сказать? — ликовал Устин, благодаря Быкова. — Поклон хоть низкий прими.

— Какого черта! Зачем вы вернулись?! — Быков обжег его таким взглядом, что старик отшатнулся.

— Оглянулись, а он с факелом... К моей хате, — оправдывался Устин. — Да нешто можно...

— Все равно сожгут!

— Знамо дело, — растерянно согласился Устин. — Да ведь на глазах-то. Разве стерпишь: сколько сил в нее вложено.

— А твоя хата которая? — сдерживаясь, спросил Быков у Егора. — Может, и твою...

— Следом стоит, соседи мы, — виновато ответил Егор. — Соседями жили, соседями сгорим, соседями, может, и в землю ляжем. Не гневись.

— Вот что, мужики, — с досадой произнес Ратников. — Бестолково вышло, да сделанного не поправишь. — И уже тоном приказа произнес: — Все! Жмите во всю на Соленое. Мы, как и условились, завтра придем. А сейчас, — кивнул на уже появившихся за огородами немцев, — эти курортники сюда полезут. Жарко будет. Прикроем вас. Ну, счастливо!