Поединок. Выпуск 4

О своих политруковских делах – ни слова. Но вспомним, ведь он и политрук всего–то пять дней. Василий Клочков ещё осмысливал себя в новой должности.

Из рассказов о Панфилове: «…он постоянно требовал улучшать работу партийно–политического аппарата, партийных и комсомольских организаций», – писал мне А.Л. Мухамедьяров, комиссар полка, в котором служил Клочков.

Листая архивные фонды дивизии, я с удовлетворением мог проследить по сводкам и донесениям политотдела за тем, как слаженно шел процесс формирования, как высок был уровень сознательности новобранцев. Не всё, разумеется, шло гладко. Один из бойцов, к примеру, так рвался в бой, опасаясь не успеть на войну, что не желал учиться. Кто–то не сразу привыкал к суровой дисциплине. Случилось и ЧП: один из новобранцев, баптист, отказался взять в руки оружие.

Воспоминания Мухамедьярова помогают полнее уяснить, чем были заняты тогда политработники:

«Главным направлением воспитательной работы являлось: поднимать дух солдат, готовить их к защите Отечества от ненавистного врага, закалять в них чувство советского патриотизма, укреплять ненависть к фашизму. Объясняли бойцам характер войны, раскрывали причины успеха врага в первое время, помогали глубже понимать источники мощи социалистического общества».

А.Л. Мухамедьяров ничуть не приукрашивает свои первые впечатления о будущем Герое:

«Он показался мне сначала чересчур спокойным и нерешительным. Дивизия вот–вот должна была отправиться на фронт, а в его роте ещё не избрали комсорга. Спрашиваю: «В чём дело?» Отвечает: «Людей изучаю, товарищ комиссар». Второй раз прихожу – точно такой же ответ. Не скрою, подумал тогда: «Может, Клочкова заменить другим политруком?» В то время я был ещё молод и житейского опыта у меня было маловато…»

«Людей изучаю», – честно и безбоязненно ответил ротный политрук полковому комиссару, вполне понимая, что такой ответ может оказаться не в его пользу. А как их изучить? В руках у него списочный состав роты – почти двести человек. В лицо запомнить каждого – и то непросто. Утром и вечером производится ротная поверка в строю. Когда выкликают твою фамилию, следует ответить: «Я». А как заглянуть в человеческую душу?

С каждым бойцом и младшим командиром роты обязан побеседовать политрук. С коммунистами и комсомольцами – особо. Он должен посоветовать командиру, в какой взвод целесообразней определить их, взять на заметку тех, кого можно рекомендовать секретарями партийной и комсомольской организации, кого назначить агитаторами, беседчиками, редакторами взводных «боевых листков», политбойцами. Думаю, не раз добром вспоминал Клочков свои комсомольские годы, былые партийные поручения – пригодилось.

Мухамедьяров рассказывал:

«У Клочкова был очень хороший командир роты. С ним Клочков нашел контакт сразу. Работали, а потом воевали дружно, помогая друг другу и дополняя друг друга. Не было ни одного случая, чтобы они поссорились или бы противоречили один другому. Гундилович ранее служил в Военно–Морском Флоте и тоже имел жизненный опыт, организаторские способности. Помню, что он был начитан, знал русскую и иностранную литературу. У них часто возникали беседы о писателях, даже споры. Они оба умели втягивать в свои такие разговоры и других…»

Июль подходит к концу. Дивизия переживает особые дни. Состоялся общедивизионный митинг, на который прибыли руководители Казахстана и Киргизии. А 27 июля, выстроившись в городском парке, дивизия торжественно приняла военную присягу. Новобранцы стали солдатами.

3. На фронт…

Дней пять дома ничего не знали о Василии, стали даже думать, что он уже в дороге, что так и уехал, не попрощавшись. Но вдруг Нина Георгиевна, сняв на работе телефонную трубку, услышала родной голос. Василий Георгиевич просил, чтобы они с Элей сейчас же приехали на железнодорожную станцию.

Нина Георгиевна пишет мне, что сразу помчалась домой за дочерью, и – на вокзал.

Совсем недолго поговорил Клочков с женой и дочкой: прозвучала команда. Он успел посадить их в автобус…

Из письма В.Г. Клочкова на Дальний Восток – сестре: «Из Алма–Аты я выехал 18.VIII. Нина с Эличкой провожали меня до вокзала… Нина вам вышлет мое фото в военной форме вместе с Элей».

Эта фотография дорога ему. Недаром он сообщает именно о ней. Прямо на лицевой стороне рукой Клочкова выведено: «И за будущее дочки ухожу я на войну».

Слова, как строчка из стихотворения, как чеканный афоризм. Мы ещё узнаем из фронтовых писем Клочкова, как умел он быть предельно лаконичным, сдержанным, точным, афористичным. Он не боится смерти, он понимает, во имя чего и ради чего идет на смертный бой…

Эшелоны двинулись на запад. 19 августа первая небольшая остановка в Джамбуле. Оттуда – открытка жене: «Нина! Едем на запад. Настроение превосходное. Целую крепко вас с доченькой. Эличка, соскучилась за папой? Папа за вами соскучился. Всем привет».

Из сообщений Совинформбюро: «В течение 19 августа наши войска вели бои с противником на всем фронте, особенно упорные на Кингисеппском, Новгородском, Гомельском и Одесском направлениях».

Из письма В.Г. Клочкова в тот же день сестре Анне: