Поединок. Выпуск 7

Сотрудник потер усталые глаза, шумно отодвинувшись вместе со стулом, достал из ящика стола «Беломор». И, прикурив, затянулся несколько раз подряд.

— Ограничиваю себя, дошел до семи штук в день и каждую жду не дождусь! — пояснил, посмеиваясь над собой. — Так что этот, эта, гость или гостья, намудрили явно, потому что такие действия не могут подозрений не вызвать…

— Да и способ самоубийства необычный, не находите?

Родионову, по определенной причине, собственный вопрос казался звучащим фальшиво, хотя сейчас он искренне находил странным предполагать, что при самоубийстве можно воспользоваться шприцем.

— Отчего же? — удивился со вкусом куривший собеседник. — Тут разные любопытные склонности проявляются иногда… Некоторые очень часто задумываются о том, как будут выглядеть перед теми, кто их обнаружит после смерти. Шприц не уродует, как, скажем, петля, как падение с высоты или колеса поезда. Правда, состав введен редкостный, его не вдруг достанешь… Но ведь для себя и постараться можно.

— И все–таки тот, кто с ней ужинал, тщательно протер все, к чему прикасался, вот что важно, — задумчиво резюмировал Родионов.

— Именно так. Вы, сделайте одолжение, оповестите меня, если найдете поступившего таким образом и сочтете нужным ближе познакомиться… Мне будет интересно взглянуть. Следы, отпечатки и прочее — это одно, а въявь адресата увидеть — совсем другое.

— Обязательно сообщу вам, — уверил Родионов. — Спасибо большое!

— Не на чем… На то направлены.

Оставшись один, «алхимик» из НТО загасил окурок, выдвинул ящик стола, встряхнул пачку с двумя оставшимися папиросами и опять задвинул ящик.

— Обещают мно–огие, — напомнил себе ворчливо. — Но помнят о сем далеко не все, вот оно как! Ну, что же тут у нас еще на сегодня?

В шесть Родионов не пришел.

Его не было и в половине седьмого и в семь, а в начале восьмого, когда перебрались во двор на вечернюю прохладу соседи, Тина ушла в дом.

Ее комната не имела лица, и, уж во всяком случае, по ней нельзя было составить представления о хозяйке. Почти все осталось так, как было при жизни матери, и лишь угол у окна — стол, книжная полка над столом и рядом тумбочка с магнитофоном, были от нее, от Тины.

— Вот так, — сказала она, щелкнув по носу сидевшего рядом с магнитофоном медведя. — Не очень–то к вам и стремятся… А вы небось ждали? Ждали, ждали, не притворяйтесь. И еще как ждали!

За окном синел вечер.

Ее взгляд скользнул по странному складу на подоконнике: высились одна на другой коробки конфет, рядом строем стояли духи. Духи в коробках, просто флаконы, туалетные наборы… Поглядев на эти богатства, Тина нажала клавишу магнитофона.

— Работа есть работа,

Работа есть всегда…

пропел и замолк остановленный Окуджава.

— А я никак не мог мотив вспомнить, — сказал в дверях Родионов. — Здравствуйте. Постучал — молчание, а дверь открыта… Потом вот, слышу, знакомое. Извините, что так опоздал… Очень получилось скверно.

— Ничего, ничего, — она смотрела странно, на ощупь включила лампу на столе, встала и молча продолжала смотреть.

Родионов несмело подошел ближе:

— Сердитесь?

Она покачала головой.

— Нет, я собирался ровно в шесть, а потом вышло так… Ох какая у вас выставка! Парфюмерно–кондитерский отдел можно открыть.

— Подарки, — быстро сказала Тина. — Это все подарки — на день рождения друзья подарили.

— Вкусы у ваших друзей довольно схожие! — заметил он. — Значит, праздник уже прошел? Жаль.

И бегло оглядел комнату:

— «Соната». Ничего себе магнитофон?

— Ничего. По лотерее выиграла, представьте…

— По лотерее? — Его мысли сразу направились в привычное русло. — Да, лотерея… Надежды, билеты и прочее.

Продолжая стоять, Тина предложила:

— Вы садитесь… Устали, наверное.

— Устал, — думая все о том же, признался Родионов. — Тина, а вы Федякину хорошо знали?

— Раиску? А как же… Ну, впрочем, не подруги мы никакие…, Ио видела часто, раза два в гостях у нее была. Светка, соседка наша, с собой приглашала… Она и отчим с ней дружат. А что? Господи…

— Соседка тоже торгует?

— Ревизор она. В командировке сейчас. Но почему… Почему вы так сказали: «знали»? Она… арестована?

— Федякина умерла, — не отводя взгляда, ответил Родионов. — Покончила с собой сегодня ночью.

Тина опустилась на стул, по–бабьи взявшись за щеки. Прикрыла глаза, а открыв, сказала с упрямой силой:

— Это из–за чего же? — И сразу потерялась. — Это… Это вы ее, она — из–за вас?.. Нет?

Родионов покачал головой:

— У меня она проходила как… Как потерпевшая, что ли…

— Ой, вы меня разыгрываете! — с надеждой подалась вперед девушка. — Ведь разыгрываете, верно? Райка и вдруг такое… Да она локоть ушибет — охов не оберешься! Раз простудилась, так разговоров было, как о туберкулезе… Вы не думайте, она вот сидела по глупости, а теперь говорит: «Лишь бы на молочишко хватало, а так — копейки не возьму, будет, поняла, что к чему!» Не–ет, что и случись, так она бы лучше куда угодно, на двадцать лет, но такое — никогда…

Говорила быстро и даже пыталась улыбнуться, но Родионов, отвернувшись, молчал, и она погасла.

Теперь долго молчали оба, и неловкая холодность этого молчания могла стать конечной в их отношениях.