Поединок. Выпуск 8

— Ужасно люблю психологические поединки. А это будет именно психологический поединок между мной и Хоангом. А если смотреть шире, между нами и красными. Маленький эпизод из большой идеологической войны. Ставка — Виен. Вы правы: папаша наверняка попытается его обработать. Вот мы и посмотрим, кто сильней. В выигрыше я не сомневаюсь. И эта небольшая победа еще раз подтвердит правильность теории Лэнсдейла: не грубая военная сила решает исход нашей борьбы с коммунистами, а умение завоевать сердца и умы людей.

— Мне кажется, мистер Уоррел, вы несколько переоцениваете роль психологической обработки этих аборигенов, — заметил Стоут. — Им нужно приказывать, а не играть в демократию. Азиаты просто не поймут вас, если вы начнете либеральничать.

«Увы, в нашей политике наступила другая эпоха, — с горечью подумал Уоррел, с отвращением глядя на ухмыляющуюся отечную физиономию своего подчиненного. — Эпоха стоутов. А с ними мы проиграем».

— Кстати, я забыл вам сказать, Стоут, — сухо произнес он. — Сегодня утром пришла телеграмма от Митчелла. Он вызывает вас в Вашингтон.

— Вот как! — криво усмехнулся Стоут. — Значит, я вас не устраиваю. А я, как последний идиот, стараюсь что-то вынюхивать, строю сейчас различные предположения в надежде, что и меня не забудут, когда мы заметем Рекса. Почти довел дело до конца... Мавр сделал свое дело, мавру не нужны лавры.

— Не будем обсуждать приказы начальства, Стоут. Вы можете лететь в Вашингтон в любой удобный для вас день.

 

Стоут заказал в баре порцию виски, потом еще две и почувствовал себя в форме. Пошатываясь, он подошел к телефону и набрал нужный номер.

— Хэлло, Кхай, крошка! Здесь Фрэнк, — икнув, проговорил он, когда на другом конце провода ответили. — Я сейчас приеду. Нет, именно сейчас. Мы обязательно должны встретиться, потому что теперь долго не увидимся. Что? Приеду — объясню.

Бросив трубку на рычаги, он направился к выходу.

 

Бедра Кхай плотно обтягивали голубые джинсы. В большом вырезе белой, с цветной вышивкой блузки красовался золотой медальон на массивной цепочке.

— Хэлло, крошка, — входя в дверь, Стоут потрепал ее по щеке.

— Хэлло, Фрэнк, — игриво ответила Кхай и, надув накрашенные перламутрово-розовой помадой губки, капризно добавила: — Ты так поздно сегодня. Мог бы и пораньше закончить свои дела. Мы в последнее время очень редко видимся...

— Мы будем видеться еще реже, — сказал Стоут. — Завтра я уезжаю в Штаты. Слишком далеко ездить. Да и накладно. Не представляю, как перенесу разлуку с тобой. Придется искать утешение в объятиях какой-нибудь красотки из штата Оклахома. Я сто лет не был в штате Оклахома, а ведь там живут мои предки.

— О, Фрэнк! — Кхай изобразила на лице страдание.

— Ты тоже будешь безутешна, дорогая, — в тон ей ответил Стоут. — А хочешь, я оставлю твой адрес человеку, который приедет вместо меня? Он наверняка неплохой парень, и ночью в постели ты не заметишь подмены. Можешь даже называть его Фрэнком — он не обидится. Идет?

— Не надо так зло шутить, Фрэнк. Ты ведь знаешь, что я...

— Что ты спишь с майором Туаном? Конечно, знаю. И выкладываешь ему все, что слышишь от меня.

— Фрэнк, что ты говоришь? Я люблю только тебя.

— Ах, как трогательно! Ты любишь только меня, только майора Туана, только... Сколько их там наберется? Кем еще интересуется майор Туан?

— О ком ты говоришь? Я не знаю никакого Туана, — нарисованные брови Кхай поднялись на самый верх лба.

— Ладно, — махнул рукой Стоут, — мне, в сущности, наплевать, с кем ты проводишь ночи. Это — твое дело. Ты исправно поставляешь мне героин, который, по-видимому, принадлежит тому же майору Туану, а остальное меня не касается.

— Фрэнк, ты сегодня хватил лишнего, — с оттенком раздражения произнесла Кхай, — мелешь какую-то ерунду.

— Я знаю, что говор-рю, — икнул Стоут. — Откупорь-ка лучше бутылочку виски. Нужно спрыснуть мой отъезд. — Он подтолкнул Кхай к небольшому полированному столику на колесах, стоявшему у дивана. — И пошевеливайся. Мои чувства к тебе растут обратно пропорционально количеству содержимого в бутылке.

Стоут плюхнулся на диван. Кхай налила виски с содовой в стаканы, положила туда лед. Стоут залпом осушил свой стакан и протянул его Кхай.

— Плесни-ка еще. Сегодня мне хочется напиться. Наконец-то мое пребывание в этой идиотской стране подошло к концу. Гип-гип, ура! Завтра я не буду больше видеть обезьянью рожу майора Туана и прочие пры-отивные морды. И меня не будут жрать ваши крокодилы, которых вы почему-то ласково зовете москитами. Настоящие москиты — это... это бабочки по сравнению с вашими птерода-актилями.

Стоут не успел поужинать и быстро хмелел.

— Ну, крошка, иссь сюда. Блесни напоследок своим искрометным талантом. Клянусь, я буду помнить тебя всю жизнь!

Он обнял Кхай за талию. Та мягко отстранилась.

— Не спеши, дорогой, — томно произнесла она. — Давай лучше выпьем. За нашу любовь.