Поединок. Выпуск 9

Лена поднялась и быстро пошла, почти побежала к выходу. Романцев растерянно смотрел ей вслед. У дверей Лена обернулась. Их взгляды встретились. Романцев пружинно поднялся и вышел следом в полутемный холодный тамбур, засыпанный раздавленными окурками.

— А как же нефтеразведка? — спросил он, сам не зная зачем.

У нее перед глазами все затуманилось, поплыло в радужной слезной мути. Она обняла его. Поцеловала.

— Ты чего… Чего ты плачешь-то?.. — бормотал Романцев и целовал в губы, в шею, в мокрые глаза.

— Я тебя буду ждать в Москве, — сказала она, едва переводя дыхание. — Я очень буду ждать. Слышишь?

— Кончай обниматься! — голос в визге примороженных петель, хряск двери. — Девушка, передай своим: через десять минут летите.

— А мы? — Романцев заступил дорогу человеку в зимней летной форме.

— А вы — нет! — и застучал унтами на пороге зала ожидания, обивая снег.

Кожаные куртки, брошенные в угол.
Тряпкой занавешено низкое окно.
Бродит за ангарами северная вьюга.
В маленькой гостинице тускло и тепло… —

пели под гитару два молоденьких летчика. Третий, постарше и, судя по шевронам, главнее, кормил в углу медвежонка мороженой рыбой.

Командир со штурманом напев припомнят старый,
Голову руками подопрет второй пилот.
Тихо прикоснувшись к старенькой гитаре,
Бортмеханик эту песню запоет…
Лысые романтики, воздушные бродяги, —

вдохновенно выводили юноши, у которых с шевелюрами было все в порядке.

Ваша жизнь мальчишеская, светлые года,
Прочь тоску гоните выпитые фляги —
Ты, метеослужба, нам счастье нагадай…

— Да вроде нагадала уже, — вставил Смолин, давно подпиравший дверной косяк, и кивнул на ясный пейзаж за окном.

— Может, да, а может, нет, — сказал гитарист. — Это Север, сержант: тут по пять раз на дню погоду крутит.

В дверь заглянул Романцев, поманил Смолина на крыльцо:

— Они все тебе мозги пудрят, а через десять минут самолет уходит!

— Что за самолет?

— «Аннушка». Нефтеразведчики… Муж с женой… Ну я тебе скажу… Упасть — не встать! Нога — от шеи. Глаз синий…

— Во-во, — покивал Смолин, — самое нам время сейчас с бабами валандаться. Да еще с чужими.

— Да при чем тут!.. — Романцев отмахнулся. — Я ее уговорю, а она этого, — он запнулся, — ну… своего, понял? Лишь бы летуны согласились на небольшой крючочек, километров в двести.

Смолин мгновенно оценил ситуацию, рванул обратно к летчикам. Романцев зацепил пригоршню снега, потер разгоряченное лицо и пошел за ним.

— …Во-первых, их не двое, а четверо, — услышал он, войдя, усталый голос старшего. — Во-вторых, много груза, и тяжелого. В-третьих, никаких крючочков, как ты выражаешься, не будет, потому что может не хватить горючего. В-четвертых…

— Хватит и трех, — перебил Смолин.

— Видишь, ты сам понимаешь… Так что не получается с тобой, сержант, — старший потянулся погладить медвежонка, тот заворчал, но не дался. — Ну никак…

— «Не получается, не получается, не получается такое никогда!..» — шутливо пропел гитарист.

— А у тебя получается, — не удержался Романцев. — Если так пойдет, тебя по телевизору скоро будут показывать.

— Ага, — согласился тот. — «Песня-83».

— Нет, — сказал Романцев. — «Здоровье». Ты будешь доктору Белянчиковой рассказывать, что с тобой стряслось.

— Ну, ты нахал, — протянул гитарист, подымаясь. — Они же нас упрашивают, и они же нас… Ну, ты хулига-ан…

— Романцев! — нахмурился Смолин. — На улицу!

— Вали, вали! — сказал гитарист вслед Романцеву.

Смолин внезапно шагнул к гитаристу, выхватил гитару, поставил ногу на табурет, яростно ударил по струнам:

Солнце незакатное и тихий ветер с веста!
И штурвал знакомый в стосковавшихся руках, —

пел он со злым напором.

Ждите нас не встреченные школьницы-невесты!
В маленьких асфальтовых южных городках!..

Так, что ли, поется?

— Так… — удивленно пожал плечами старший.

— Ну а раз так — перетакивать не будем! Лысые романтики, маму вашу!.. — швырнул гитару в угол и вышел, громыхнув дверью.

— Дуже гарно спивали… — щуря глаза, с усмешкой сказал Романцев, поджидавший у крыльца. — Только финал больно шумный…

— Слушай, — с нешуточной угрозой сказал Смолин, — ты кончай балаганить!

— Есть, — очень серьезно сказал Романцев. — Я кончаю балаганить, и мы все вместе рыдаем.

— Слушай, сержант! — старший летчик вышел на крыльцо. — Ты на нас сердца не держи. Что, мы сами не понимаем, не служили?.. Ладно, с горючим мы разберемся, долететь до твоего мыса Малого Медвежьего можно. Но самовольно, без согласия нефтеразведчиков, усложнять маршрут мы не имеем права. Так что думай сам…