Время тянется медленно, как телега по разбитым колеям. Часы на костеле показывают 12.30. Старшина-летчик скучающей походкой подошел к фотографу, сел в кресло. Его место на улице заняла девушка старший лейтенант.
13.00. Солдаты вынули двигатель из машины и сели покурить.
13.20. Токмаков вошел в парикмахерскую, занял очередь.
13.31. На площади показался офицер. Вот он, Ромуз. Токмаков сразу же узнал его.
Офицер подошел к фотографу. Тот начал медленно перебирать снимки. Протянул. Офицер пожал ему руку и пошел.
Токмаков «вел» его по городу. Да, Ромуз хорошо знает все проходные дворы, улочки, лазейки в развалинах. Чем дальше он уходил от центра, тем труднее было следить за ним. Так он крутился по городу минут двадцать и наконец свернул на узкую полуразбитую улицу.
Начинался район развалин. Улица, выгнув горбатую спину, вилась меж облупленных домов.
Токмаков догнал его:
— Простите, товарищ капитан, разрешите прикурить.
Ромуз полез за спичками.
Из-за угла выскочила «эмка», она поравнялась с Ромузом, и сильные руки прямо с тротуара рывком втащили его в машину.
— У нас мало времени.
Подполковник Павлов прошелся по кабинету.
— Нам некогда слушать и разбираться в вашем вранье.
Ромуз сидел на табуретке, руки, скованные наручниками, за спиной.
— Вы же прекрасно понимаете, что завтра мы проверим ваши документы. Но мы даем вам шанс.
«Капитан» молчал.
— Так.
Подполковник усмехнулся.
— Глядите.
Он поднес к лицу задержанного две фотографии. Лицо «капитана» дернулось.
— Ну что, будем молчать дальше, пан Ромуз?
Ромуз вздрогнул, будто его ударили кнутом, попытался встать.
— Вот! — Павлов выбросил на стол пачку папирос «Каро». — Это изъято у вас. А это… — Павлов положил рядом раздавленную сапогом пачку. — …Эта лежала в Смолах. На дворе убитого Андрея Капелюха.
— Нет!
Ромуз закричал, забился в истерике:
— Нет! Я не был там! Не убивал!
— Кто вам дал документы?
— Недзвецкий… Это он… Я был должен ему… Много… Мы при швабах делали дело на черном рынке… Он дал мне форму… Документы… Сказал: привезешь харчи три раза, и все…
— Адрес!
— Не знаю. Мы встречались с ним каждый вечер в ресторане. Недзвецкий. Только я не знаю… Ничего не знаю насчет убийства…
— Предположим, я вам поверю.
Ромуз качнулся к столу:
— Вы должны мне поверить.
— Где вы получали продукты?
— Люди Рокиты привозили их к разбитой часовне за Смолами. Я на бричке забирал и отвозил в развалины. Отвозил и уходил.
— Кто такой Недзвецкий?
— Он всегда был связан с бандитами — и при немцах, и при Советах.
— Кто ваш напарник?
— Не знаю. Зовут Сергей. Русский. Бывший вор. Его здесь, кроме Недзвецкого, никто не знает.
— Зачем он приехал?
— У Рокиты убили шофера. А у них никто водить машину не умеет.
— Сколько человек у Рокиты?
— Пять.
— Как Сергей попадет в банду?
— Я должен отвезти его к часовне завтра в двенадцать. Отвезти и простоять с ним ровно десять минут, потом оставить его и ехать в город.
— Где Сергей?
— На Костельной, семь, у Голембы.
— Когда он вас ждет?
— В восемь.
— Времени мало. — Павлов встал из-за стола. — Ромуз согласен помочь. Кузьмин, блокируй Костельную. Токмаков, сегодня в ресторане берешь Недзвецкого. Ясно?
Офицеры встали, пошли к дверям.
— Помните, ребята, — в спину им сказал Павлов, — снимем банду — люди нам поверят.
Райцентр.
11 сентября 1944 г. 14.00—24.00.Фотограф работал. Сегодня выдался удачный день. Клиентов было много. И сейчас перед аппаратом сидели два солдата и две девушки.
Микульский накинул темное покрывало. Из-под материи были видны только его ноги в полосатых брючках.
Токмаков ждал, когда же, наконец, освободится фотограф. Солдаты встали, веселой гурьбой окружили Микульского. Отдали деньги, взяли квитанции. Отошли.
Токмаков почти бегом пересек площадь и плюхнулся на стул перед аппаратом.
Микульский понимающе посмотрел на него и спрятался под покрывалом.
— Готово, товарищ капитан.
Токмаков встал, подошел к фотографу и, протягивая деньги, сказал:
— Вы очень нам нужны, товарищ Микульский.
— Хорошо, — тихо, одними губами ответил фотограф.
Машина остановилась у костела. Офицеры свернули на узкую улочку, пахнущую дурной пищей и нечистотами.
— Притон, — с осуждением сказал один из офицеров. — У нас такого давно нет.
— Это где, «у вас»? — усмехнулся в темноте капитан Крюков.
— Ну, дома.
— Дома. Ты в милиции без году неделя. Этого «добра» везде хватает.
Седьмой дом зиял мрачной, глубокой, как тоннель, аркой. От стены отделился человек в штатском.
— Где люди? — спросил Кузьмин.
— На месте.
Миновав глухую длинную арку, офицеры вошли в темный квадрат двора. Только сквозь маскировку на первом этаже прорывалась узкая полоска света.
— Здесь? — спросил Кузьмин.
— Да.
В свете карманных фонарей лестница казалась еще более щербатой и обветшалой. Дверь с вылезшим войлоком.
— Давай, Ромуз.
Ромуз постучал. Тишина. Он постучал снова. За дверью послышались шаги.
— Кто?
— Это я, Големба, Ромуз. Сергей здесь?
— Здесь, с бабой. Сейчас.
Дверь распахнулась. Кузьмин шагнул в прихожую.
— Тихо, — он зажал рот хозяину, — тихо, иначе…
Хозяин, щуплый, в сорочке без воротничка, закивал головой.
— Где он?
— В комнате с бабой.
— Пошли.