Поединок. Выпуск 9

— Вы хам! Хам! — вдруг крикнула Люба и вскочила с лавки. — С вами невозможно работать! Недаром от вас бегут геологи, недаром!

Прокричав это, она выбежала из камералки.

Турчин с минуту барабанил пальцами по столу, раздумывая. Потом сказал Павлу:

— Везет мне на истеричек! Но ничего не поделать: угроза термоядерной катастрофы, стресс и прочие наимоднейшие понятия. Нервы у людей напряжены до предела.

— Как у вас с Любой… некрасиво получилось, очень некрасиво, — промямлил Павел.

— Хватит об этом, — коротко отрезал Турчин, перебирая на столе бумаги. — С чем пожаловал, Князев?

— Видите ли, у меня личное дело… может, даже не совсем личное, — начал Павел, отчего-то сконфузившись. — Мой маршрутный рабочий, Лев Кондаков, — ужасно тяжелый человек.

— В каком смысле? Отказывается таскать рюкзак с образцами, плохо ходит? — поморщившись, перебил Турчин.

— Как раз в этом отношении он идеален… Я имею в виду его моральное состояние. Он чем-то угнетен, подавлен и срывает свое зло на всех и вся. Нельзя ли попросить другого рабочего? И для дела, думаю, будет…

— С Кондаковым нельзя работать, потому что он зол, со мною — потому что я хам! — оборвал Турчин. — Послушай, Князев, у нас не детский сад, и мы не в бирюльки играем. С меня требуют план, и только план, и при этом не учитывают особенностей характера моих подчиненных. Давай-ка не будем заниматься склоками. Будем работать. Дать нового рабочего не могу — нету. Заменить — тоже: по какому это праву я должен подсовывать нехорошего Кондакова другому, а тебе вручать хорошего? Все. Точка. Иди, ты должен уже быть в маршруте.

Павел поднялся и вышел из камералки. «Свинья! Разговаривает как с мальчишкой! И я его на «вы», а он будто не замечает и «тыкает». Действительно — хам!»

В Павле говорило оскорбленное самолюбие.

Станислава в палатке не было: он уже ушел в маршрут. Павел пристегнул к ремню геологический компас, кобуру с ТТ, планшет, извлек из железной банки с водою геологический молоток (в воде его держали, чтобы не рассохлась ручка).

Лева покуривал возле своей маршрутки; заметив геолога, не спеша поднялся, надел рюкзак, перекинул через плечо казенную одностволку.

В это время загудел вертолет. Зеленый МИ-4 прилетал с базы экспедиции, из большого северного поселка, раза два-три в месяц — завозил в партию продукты, геологическое снаряжение, почту, снимал отряды с дальних точек работ.

— Покури еще, — сказал Павел Леве. — Узнаю, может, письма есть.

Павел ждал письма от Лили. Она ни разу не написала ему за этот сезон, но он все равно ждал.

Лева молча сел возле своей маршрутки. Почта его не интересовала. Ему вообще никто не писал.

Вертолет вынырнул из-за сопки и начал кругообразное снижение. Он с грохотом опустился на каменистом пятачке, обозначенном с четырех углов флажками из марли.

Когда перестал вращаться винт, Павел первым подбежал к отворившейся дверце и принял из рук бортмеханика пухлую пачку писем. Дрожащими руками он перебрал письма. Ему, как всегда, писала только мать. Павел побрел было к палатке Левы, чтобы идти с рабочим в маршрут, когда внимание его привлекла следующая сцена. От камералки шли двое: Люба, за ней — Турчин. Начальник партии удерживал девушку за рукав, та, вся в слезах, вырывалась, на ходу поправляя рюкзак за плечом, и кричала:

— Уходите от меня все! Не держите меня вы, мужик!

— Учтите: домой полетите за свой счет, геолог обязан отработать до конца сезона, — предупредил Турчин.

— Ну и пусть!

— По собственному желанию хотите уволиться? Не получится, голубушка. Сегодня же даю РД (радиограмму) на базу: увольняю вас как несоответствующую должности.

— Пусть, пусть!

— Истеричка! Рожайте детей и возитесь с кастрюлями, а не лезьте в поле!

Залезая в багажное отделение вертолета, Люба споткнулась и упала. Бортмеханик поспешно помог ей подняться.

«Я б таких на пушечный выстрел не подпускал на руководящие должности. Работа с людьми предполагает прежде всего человечность. Ну, дал бы ей маршруты полегче, к концу сезона, глядишь, и втянулась бы. Как он этого не понимает!»

Но ввязываться Павлу не хотелось. Да и поздно было: вертолет с Любой взлетел.

IV

…Они сидели в плавучем ресторане на Москве-реке и пили сухое вино с легкой закуской.

В парке в этот теплый майский вечер было полно народу. Играла музыка; с аттракциона, со всех сторон освещенного прожекторами, — три вагончика, катящиеся по наклонным спиралеобразным рельсам с хорошей скоростью, — то и дело слышался женский визг.

Лиля была задумчива, грустна. В последние несколько месяцев она очень переменилась. Разве узнать в теперешней Лиле прежнюю хохотушку! Причину перемены Павел понимал так: она, как и всякая девушка, думала о замужестве, своей семье, а он «тянул резину». «Баста!» — решил он сегодня. Он думает о ней, он любит ее. Так в чем же дело? Товарищи его давно женаты, имеют детей и, кажется, счастливы. Что же мешает и ему быть счастливым? Решительно ничего!