Поединок. Выпуск 9

То ж на Кормовом. Валит дым из поварни, где всякие яства стряпают. Складывают да пересчитывают служители Курятной палаты привезенных битых гусей, кур, фазанов, павлинов, глухарей да язычки соловьиные копченые, до коих царица лакома.

И в Теремном дворце все, как положено.

Внятно и истово клянется, косясь на царских опричников, которые теперь и не опричники вовсе, а люди дворовые, новый стольник: «Ничем государя в естве и в питье не испортити, и зелья и коренья лихого ни в чем государю не дати, и с стороны никому дата не велети, а лиха никакого над государем никоторыми делы и никоторою хитростью не делать…»

Вроде бы ни к чему присяга: и захотел бы стольник, да не смог бы навредить царю. Каждое блюдо спервоначала отведывал повар в присутствии дворецкого или стряпчего. Затем его принимали ключники. Потом его пробовал дворецкий, а перед тем как поставить на стол перед Иоанном Васильевичем — кравчий.

Но порядок есть порядок. Потому такую же присягу давали и кравчий, и постельничий, и ясельничий, и стремянный, и конюшенный дьяк и верховые боярыни…

По тому же испокон века заведенному порядку — метель не метель, а положено расчищать от снега крылечки, лестницы, дворики, переходы и открытые галереи.

Где положено, сыпят песком: там — желтым, будто золото, там красным, словно кровь, а то и воробьевским, с Воробьевых гор привезенным.

В чистоте и опрятности содержат царские покои. Стирают пыль с лавок и казенок, с висящих на вожжах, обтянутых бархатом, паникадил. Льют в печи для приятного духа ячное пиво и гуляфную водку. Не забывают подливать чернила в царскую чернильницу, серебряную, с песочницей и трубкой, где перо мочить, с зуботычками, уховертками и свистелкой для призыва слуг.

Стирают царское белье портомои. Трудятся в поте лица чеботники, шапочники и знаменщики в мастерской палате. Плывут по дворцовым переходам изукрашенными корабликами сенные боярышни.

Ларешницы, думные дьяки, карлики и карлицы, бояре и боярыни, псаломщики и псаломщицы, думные дворяне, комнатные бабки, стольники, постельники…

Каждый при своем деле. И каждый опасается попадаться на глаза государю…

Грозней прежнего царь. Плохую весть услышал Иоанн Васильевич от волхвов вещих, доставленных из глухих поморских деревень любимцем царским, оружничьим Бельским. Не снять им заклятия Бомелиева. Ждет смерть царя и великого князя. И придет она за ним через неделю — 18 марта.

Молись, государь!

А 18 марта, в тот самый день, на который волхвы поморские смерть ему предопределили, проснулся Иоанн Васильевич бодрым да здоровым. Будто и не хворал вовсе. Ел и пил обильно. Приказал мовным истопникам мыленку истопить да по полкам и лавкам душистых трав и цветов положить, а по полу можжевельник разбросать. В мовных сенях, где в переднем углу — поклонный крест и икона, перекрестился — и в мыленку. Час, не менее того, в мыленке парился. Румяный вышел, с просветленным лицом.

Долго беседовал с оружничьим Богданом Яковлевичем Бельским.

Много было у Бельского врагов и всего лишь один покровитель. Зато звали того покровителя царем и великим князем Иоанном Васильевичем. Верно служил ему оружничий: и за страх, и за совесть.

Радостный стоял перед царем Бельский: по всему видать, отступилась смерть. Испугалась, верно. Не зря Иоанна Васильевича Грозным прозвали.

Многих лет тебе, великий государь!

Выходит, своровали против тебя волхвы-злодейники, измыслив, что сегодня тебе помереть суждено.

Ну погодите, бесстыдники!

И поняв, о чем думает его верный слуга («Покуда верный», — поправил сам себя Иоанн Васильевич), послал царь Бельского к волхвам сказать, что быть им за злочестивое предсказание на костре сожженными.

Только не испугал волхвов тем царским повелением Богдан Яковлевич Бельский.

Поднялся неспешно с лавки самый старый волхв со снежными волосами — сам будто из снега вылепленный — и молвил:

— Не гневайся понапрасну, боярин! День только что наступил, а кончится он солнечным закатом…

Понурил голову Бельский и вышел из палаты волхвов, где царем и великим князем был не Иоанн Васильевич, а древний старец со снежными волосами.

Иоанн же Васильевич тем временем, сказывают, сидел в кровати, в своей опочивальне да шахматные фигурки из кости резанные на доске расставлял. Все расставил. Кроме короля черного… Не стоял король на доске — падал.

Шесть раз ставил его Иоанн Васильевич. А когда поставил в седьмой, звонко, во весь голос, закричал в опочивальне петух. Да так громко, что всюду его услышали: и в Тереме царицы, и в Казенном дворе, и в Житном, и в Конюшенном. И в мастерской палате, и в портомойне. Только в Потешной палате ничего не услыхали. Много шуму в ней тогда было: передрались карлики и карлицы из-за вареного мяса, что служитель принес. Каждый норовил поболее да пожирнее кусок ухватить. Какой уж тут петушиный крик!

Откуда же петух в царской опочивальне?

Сбежались слуги. Глядят — нет петуха. И только тогда поняли, что то не петух кричал, а часы злого волхва Бомелия. Говорят, знак часы подавали, что пришла смерть за Иоанном Васильевичем.