Дышат убитые. В восторге трепетномМертвые на полях сражений поднимут головы,Когда багровое солнце слепить намПамять из олова темного и тяжелого.День за днем измученно сгорит ВамВесь в пене жестоким посылом трясущейся лошади.Эти простые слова, как молитву,В губы растрескавшиеся вложите: Как не касаться кубка пыток[2] Губами жаждующими губ, — Простых речей неясный свиток, Упавший на остывший труп. Когда никто не потревожит Истончившийся белый лоб, Тяжелый вздох к Престолу Божью Сошел покорно в белый гроб. Ведь это было, это снилось, Ведь этим кто то где то жил, И вот Архангел левый клирос Крылом волнующим прикрыл. В дрожаньи пенья это-ль снится, Что не вернется, нет? И пусть В полуопущенных ресницах Не умерла былая грусть Лениво бросит взор усталый, Когда, открыв бескровье ран, Седое утро умирало, Вцепившись судоржно в туман. Казалось: тусклый свет не брызнет В решетки окон расписных, А хор о теле бедной жизни Тянул рассвету бледный стих.Это Вам в сумраке отходящего поездаДевушка рыданья повесила, как крестик,Мне холодно, холодно, и от холода боязноУмереть теперь с Вами не вместе.Это кто то теплое слово, как ласку,Как ласку, приготовил к зимней стужеИ грустить об одном,Что сердце всегда попросится в сказку,Что сердцу захочется холода, холода октябрьской лужи,Лужи с хрустальным и звонким льдом.