Поэмы

Ты станешь их рабом, они - царями, Ты канешь вниз, они взметнутся ввысь, Тебя пожрет их яростное пламя, Чьи языки надменно вознеслись. Нет, натиск мелочей разбей, крепись: Кедр не склоняется перед кустами, А душит их могучими корнями.

Восстанье дум подвластных усмири..." "Молчи! - взревел он. - Больше не внимаю! Мне покорись, а нет - тогда смотри! Сопротивленье силой я сломаю! А после сразу же швырну тебя я В постель, туда, где раб презренный спит, И пусть падут на вас позор и стыд! "

Он смолк и факел погасил ногою: Всегда разврату ненавистен свет, Злодеи дружат с темнотой ночною, Чем гуще тьма, тем жди страшнее бед! Волк разъярен - овце спасенья нет! Ей рот рукой он плотно зажимает, И вопль в устах безгласно замирает.

Волнующейся пеленой белья Он заглушает жалкие рыданья, Не охлаждает чистых слез струя Тарквиния палящее дыханье. Неужто же свершится поруганье? О, если 6 святость слез ее спасла, Она бы слезы целый век лила!

Утраченное жизни ей дороже, А он и рад бы все отдать назад... Покоя не нашел злодей на ложе, За миг блаженства мстит нам долгий ад! Оцепенелые желанья спят, Ограблена Невинность беспощадно, Но нищ и чести похититель жадный.

От крови пьяный ястреб, сытый пес, Утратив нюх и быстроту движенья, На землю бросит жертву ту, что нес В когтях, в зубах, дрожа от наслажденья. Вот так бредет Тарквиний в пресыщенье... Вкус, насладившись и уже без сил, Всю волю к обладанью поглотил.

Греховной бездны этой пониманье Б каких глубинах мысли ты найдешь? Уснет в блевоте пьяное Желанье, И нет в нем покаянья ни на грош. Бушующую Похоть не уймешь! Она, как в скачке, рьяно к цели рвется И лишь в бессилье клячей поплетется.

Но бледность впалых щек, и хмурый взгляд, И сонные глаза, и шаг усталый Все это значит, что бредет назад Желанье, что все ставки проиграло. В пылу оно с Пощадой в бой вступало, Но плоти яростный порыв поник, И просит сам пощады бунтовщик.

Так было ныне и с владыкой Рима, Кто предавался пламенным мечтам: Он приговор себе неотвратимый Сам произнес: бесчестье, вечный срам! Низвергнут в прах души прекрасный храм... В развалинах толпа забот собралась, Им любопытно, что с душою сталось.

Она в ответ им: "Мой народ восстал, Мятеж разрушил здание святыни, Сиявший свет бессмертья отблистал, Я в рабство смерти отдана отныне И жизнь свою должна влачить в унынье!" Все бедствия предвидела она. Но власть над ними ей не суждена.

Так размышляя, он во тьме крадется Победный пленник, приз свой потеряв... Неисцелимой рапа остается! А жертва, что он бросил, истерзав, Лежит в слезах, лишенная всех прав... Он ей оставил сладострастья бремя, Сам ощущая гнет вины все время.

Он прочь, как вороватый пес, бредет, Она, как в чаще лань, изнемогает, Он свой поступок и себя клянет, Она в тоске ногтями грудь терзает, Он, весь от страха потный, уползает, Она осталась, проклиная ночь, Он, свой восторг кляня, уходит прочь.

Уходит он, сторонник веры новой, Она одна - надежды больше нет, Он жаждет, чтоб рассвет блеснул багровый, Она - чтобы померк навеки свет. "День озарит всю глубь полночных бед, Она твердит, - невмочь глазам правдивым Скрывать позор свой под обманом лживым.

Мне кажется теперь, что каждый взгляд Увидит то, что вы уже видали... Пусть будет взор мой долгой тьмой объят, Чтоб о грехе глаза не рассказали. В слезах вину возможно скрыть едва ли, И па щеках, как влага гложет медь, Неизгладимо будет стыд гореть".

Она покой и отдых отвергает И просит взор глаза во тьму замкнуть, Бьет в грудь себя, и сердце пробуждает, И просит вырваться оттоль и - в путь, Чтоб к чистоте в иной груди прильнуть. А далее в неистовой печали Такие речи к Ночи прозвучали:

"Ты образ ада, Ночь, убийца снов! Позора летописец равнодушный! Арена для трагедий и грехов! Их в темноте сокрывший, Хаос душный! Слепая сводня! Зла слуга послушный! Пещера, где таится смерти тлен! Сообщница насилий и измен!

Ты, Ночь туманная, мне ненавистна! В грехе моем виню тебя одну. Зарю окутай пеленою мглистой, С полетом времени начни войну! А если ты позволишь в вышину Подняться солнцу, сразу облаками Затми зловеще золотое пламя.

Дохни гниеньем в утра аромат! Пусть это нездоровое дыханье Вольет в сиянье солнца страшный яд В часы его полдневного скитанья. Пусть испаренья, гнили излиянья Задушат свет, лучи отбросят прочь, Пусть в полдень властвуют закат и ночь.

Будь гость мой Ночью, а не сыном Ночи, Царицу серебра бы он затмил, Ее мерцающих служанок очи Закрылись бы размахом черных крыл. Тогда бы круг друзей со мною был, Так легче сладить с горем несмиримым: В беседах путь короче пилигримам.

Никто со мной не вспыхнет от стыда, Ломая руки, как вот я ломаю, Н не взгрустнет, когда придет беда... Одна, одна - сижу я и страдаю, И ливнем, слез я землю орошаю... С рыданьем речь, с тоскою слился стон, Здесь памятник печали вознесен.

О Ночь, ты - горн, где едки клубы дыма! Пусть не настигнет зорким оком день Лица, что под плащом твоим незримо, Над коим властвует бесчестья тень! Ты мглой и мраком землю всю одень, Чтоб козни все твои могли сокрыться Навек в тени полночной, как в гробнице.