Читаем Поэмы полностью

Хоть я виновен, нет вины на мне: Какой глупец откажется от рая, Земной обет нарушить не желая? <Стихи/>из комедии "Бесплодные усилия любви" (IV, 3) - перевод Ю.Корнеева.>

4

Адониса Киприда обольщала: Тревожа мир невинной чистоты, Глазами все блаженства обещала, Доступные богине красоты.

Подсев к нему, то слуху нежно льстила, То взор пыталась наготой привлечь, То, зная, и чем прикосновенья сила, Рукой касалась - и теряла речь.

Но для игры лукавой слишком молод, Не понимал ни взглядов он, ни слов И в сеть любви, храня сердечный холод, Не дался желторотый птицелов.

Тут на спину упала Цитерея. Глупец бежал, поднять глаза не смея.

5

Как клясться мне в любви? Я клятву преступил. Ах, лишь одной красе мы верность соблюдаем. Но, изменив себе, тебе я верен был. Мой дух, сей дуб, тобой, как ветвь лозы, сгибаем. В тебе наука вся. Твои глаза - родник, Где можно почерпнуть все радости ученья. Тот, кто познал тебя, познания достиг; Тот мудр, чей ум сумел тебе воздать хваленья. Лишь неуч не придет в восторг перед тобой. Коль горд я смею быть, горжусь, что обожаю И пламя глаз твоих, и голос гневный твой, Который музыкой небесной почитаю. О неземная, я простить меня молю За то, что языком земным тебя хвалю. <Песня/>из комедии "Бесплодные усилия любви" (IV. 2) перевод Ю. Корнеева.>

6

Как только влага высохла ночная, И стало жечь, и в тень ушли стада, Киприда, в жажде томной изнывая, Пришла искать Адониса туда,

Где у ручья, под темными ветвями Любил он охлаждать печаль свою. Был жарок день, но жарче было пламя Любви, что привела ее к ручью.

Вот он! Пришел, склонился над потоком И, сбросив плащ, нагой шагнул вперед. Глядит на землю солнце жгучим оком, Но взор богини жарче солнца жжет.

Он вздрогнул... прыгнул в воду... "Ах, обида! Зачем я не ручей!" - грустит Киприда.

7

Она хитрей змеи, хотя скромней голубки, Чиста как херувим, как сатана лукава, Податлива как воск, но как железо ржава, Прозрачна как стекло, но чувства так же хрупки. Бела как лилия, как лилия нежна, Во всем пленительна и фальши вся полна.

Казалось, что в любви она была правдива: За поцелуем вслед клялась до поцелуя И вновь клялась, мой слух игрою слов чаруя, Но все же и любви боялась и разрыва. Я клятвам и слезам так верил, видит бог, Но злой насмешкой был и каждый взгляд и вздох.

Ее сжигала страсть, как жжет огонь солому, И, как солому, страсть она в себе сжигала. Дарила только миг, хоть вечность предлагала, В любви сулила все - и все свела к пустому. Она была со мной ни шлюха, ни святая, Средь лучших - худшая, средь худших - никакая.

8

Коль музыка поэзии близка И как с сестрою с ней соединима, Любовь меж нами будет велика: Одна тобой, другая мной любима.

Тебя пленяет Дауленд, чья струна Чарует слух мелодиями рая, Мне Спенсер мил, чьей мысли глубина Все превосходит, разум покоряя.

Ты любишь слушать, как звенит с высот Кифара Феба, музыки царица, А я люблю, когда он сам поет, И голос Феба в сердце мне струится.

Двух муз он бог, любимы обе мной, Обеих славлю, но в тебе одной.

9

От горя став бледней голубки белой, В прекрасный день царица красоты Надменного Адониса хотела Остановить у гибельной черты.

Вот скачет он, разгорячен охотой, Сдержал коня, молящий видя взор. Она с великой нежностью, с заботой Велит ему не углубляться в бор.

"Я здесь однажды юношу спасала, В бедро был ранен лютым вепрем он, Как раз сюда - смотри", - она сказала И подняла над ляжками хитон.

Он, вместо ран узрев совсем иное, Смутясь, бежал в безмолвие лесное.

10

О роза нежная, мой сладостный цветок, Еще не распустясь, как рано ты увяла! Жемчужина, какой не видел и Восток, Твои пресекло дни холодной смерти жало. Так дерево не в срок прощается с листвой, Под ветром северным убор теряя свой.

Я плачу о тебе, я все тебе простил, Хоть ты не вспомнила меня и пред могилой. Но ты оставила мне больше, чем просил, Затем что ничего я не просил у милой. Увы, мой нежный друг, у гробовой черты Одну лишь неприязнь мне подарила ты.

11

Адониса учила Цитерея: Чтобы, как Марс, пленять он женщин мог, Она с мальчишкой, страстью пламенея, Все делала, что с ней проделал бог.

"Так - молвила - он влек меня в объятья" И привлекла Адониса на грудь. "Так - молвила - он снял застежку с платья". А тот не смел и руку протянуть.

"Так - молвила - он целовал мне губы" И в рот ему впилась губами вдруг. Он вырвался, еще по-детски грубый, Когда она переводила дух.

Целуй меня, ласкай, я все позволю! Продли мой плен, пока не рвусь на волю!

12

Юноша и старец противоположны, Старость - час печалей, юность - миг услад. Юноши отважны, старцы осторожны. Юность - май цветущий, старость - листопад. Юный полон сил, старый хмур и хил, Юный черен, старый сед, Юный бодр и волен, старый вял и болен, Старость - мрак, а юность - свет. Юность, ты мила мне, старость, ты страшна мне, Юноша пленил мои мечты! Старый, убирайся! Мой пастух, решайся, Слишком долго медлишь ты.

13

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание старых и новых песен Японии
Собрание старых и новых песен Японии

«Собрание старых и новых песен Японии» («Кокинвакасю») принадлежит к общепризнанным шедеврам японской классики. Невозможно говорить об истории японской поэзии, не упомянув эту книгу. По словам Ки-но Цураюки, составителя антологии, «песни Японии… прорастают из семян сердец людских, обращаясь в бесчисленные листья слов». Изысканная, изящная поэтика, заключенная в строках «Кокинвакасю», описывает окружающий мир в смене времен года, любовное томление, краткий миг счастья перед разлукой… Темы «Кокинвакасю» волнуют и современного читателя, восприимчивого к красоте поэтического слова.В настоящем издании представлен полный перевод «Собрания песен», сделанный известным востоковедом Александром Аркадьевичем Долиным, а также его вводная статья и подробные комментарии.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Ки-но Цураюки , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная классическая проза / Средневековая классическая проза / Древневосточная литература
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена
Мир в капле росы. Весна. Лето. Хайку на все времена

Утонченная и немногословная японская поэзия хайку всегда была отражением мира природы, воплощенного в бесконечной смене времен года. Человек, живущий обыденной жизнью, чьи пять чувств настроены на постоянное восприятие красоты земли и неба, цветов и трав, песен цикад и солнечного тепла, – вот лирический герой жанра, объединяющего поэзию, живопись и каллиграфию. Авторы хайку создали своего рода поэтический календарь, в котором отводилось место для разнообразных растений и животных, насекомых, птиц и рыб, для бытовых зарисовок и праздников.Настоящее уникальное издание предлагает читателю взглянуть на мир природы сквозь призму японских трехстиший. Книга охватывает первые два сезона в году – весну и лето – и содержит более полутора тысяч хайку прославленных классиков жанра в переводе известного востоковеда Александра Аркадьевича Долина. В оформлении использованы многочисленные гравюры и рисунки средневековых японских авторов, а также картины известного современного мастера японской живописи в стиле суми-э Олега Усова. Сборник дополнен каллиграфическими работами Станислава Усова.

Александр Аркадьевич Долин , Поэтическая антология

Поэзия / Зарубежная поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия