Поэмы. Драмы

Волк

Напрасный труд! твои все пули,

Меня не тронув, мимо прожужжат.

Ижорский

Ты шутишь или в самом деле, брат?

Ведь, кажется, те времена минули,
Когда медведь, баран, лисица, волк и кот
С людьми вступали в рассужденья,
И размышлял о просвещеньи крот,
И дубу трость читала поученья.
Ты волк, а говоришь как человек!
А впрочем, не дивлюсь: в наш век
Волками люди стали,
Так отчего ж не быть людьми волкам?

Волк

Мудрец, пример ты мудрецам!

Не знаю я, с досады ли, с печали,
А судишь здраво и умно:
Я то же думал уж давно.
Был человеком я, да вот: кривые толки,
Притворство, лицемерство, ложь
Меня взбесили наконец — и что ж?
Людей я бросил и — завербовался в волки.

Ижорский

Ты человеком?..

Волк

Был. Но из любви одной

Ко благу ближних, к истине святой
Стал волком.

Ижорский

Это как?

Волк

Об этом после. Ты же,

Как рассмотрю тебя поближе,
Сдается мне, Ижорский.

Ижорский

Так.

Да кто ты? говори, чудак!

Волк

Узнай-ко!

С тобой я был знаком.

Ижорский

Подумать должно... Прокурор Хватайко?

Ведь он и прозван был волком.
Нет! — ну, Воров, квартальный надзиратель!
Что ж, и не он? А! вот я отгадал:
Фирюлин, «Вестника Австралии» издатель!
Не он ли всякого, кому создатель
Хоть несколько ума и дарований дал,
Лишь в силу, лишь бы мог, схватил бы и сожрал?
Не он? неужто? пустяки, приятель!
Признайся, ты Фирюлин!

Волк

Да, попал!

Кто я? не скоро, вижу, отгадаешь:
Переменился я; и ты не то, что был;
Бывало, ты хохочешь — вот вздыхаешь;
Ты цвел как маков цвет — вот бледен и уныл.
Влюблен ты, примечаю;
А как помочь тебе, поверь мне, знаю.

Ижорский

Помочь мне? мне?

Волк

Тебе; и — видишь ли? — судьбе

Угодно, чтобы я помог тебе.

Ижорский

Да кто же ты?

Волк

Как будто в этом сила?

Ну, я не леший, не мертвец;
Не гневайся, признаюсь, мой отец:
Я твой крестьянин, я — колдун Вавила.

Ижорский

И ты, ты мне помочь готовишься, глупец!

Волк

Вот то-то, господа, вы чересчур спесивы!

Кто лапти носит и тулуп
И бороздит сохою ваши нивы,
Всегда в глазах боярских прост и глуп;
А между тем... Да что! молчи, Вавила!
Ты говоришь, а он
Руками режет воздух и ворон
С кустов сгоняет!..

Ижорский

(про себя)

Чтоб меня любила,

Чтоб о взаимности сама меня молила...
О! если б это быть могло!
Нет! нет! я не воздал бы злом за зло!
Ах! при одной уже мечте блаженной,
Что Лидиею несравненной
Могу любимым быть, что я
Могу сказать ей: «Ты моя!» —
Забыто все: обман, предательство, притворство —
Все, что меня страданью обрекло.
Так, сердце, не совсем еще ты черство,
Не вовсе мертво ты! — сы снова расцвело;
К ней из груди моей ты рвешься, к незабвенной...

(Волку)

Вавила, ты бедняк презренный,

Ты всеми ненавидим и гоним;
Но если бы ты мог — клянуся им,
Чье имя оба мы произнести не смеем!
Хотя б ты был злодеем,
Чернейшим из людей — нет, для тебя
Не пожалел бы я и самого себя!

Волк

Ты много обещаешь, барин!

Надеюсь, будешь благодарен.
Все сделаю, награды ж никакой
Я не желаю, кроме вот какой:
Мне год позволь прожить с тобой.

Ижорский

Со мною год прожить? — ты не Вавила!

Волк

Еще раз повторю: как будто в этом сила?

Вавила? нет ли? дай ответ:
Что? ты согласен или нет?
Не бойся, я скучать тебе не стану:
Я знаю, вреден вашей братье свет;
Уж вы привыкли к сумраку, туману.
Предместник мой навязчив был и скор,
Проказничал, молол вчастую вздор;
Я не таков: поверь, молчать умею;
Хотя бы видел, сломишь шею —
Какое дело мне? я твой слуга, служу,
Молчу; а разве уж захочешь, спросишь, —
Тогда, конечно, правду всю скажу.
Поверь, меня полюбишь, сам не бросишь!
Что? как? решился ли?

Ижорский

Решился: на год твой.

Волк

Итак, теперь ступай домой;

А я — принаряжусь. Вот видишь ли, любезный,
Я даже подписи не требую твоей;
Сам видишь, демон я и скромный и полезный!

Уходит Ижорский; волк превращается в Шишимору; Кикимора сходит с дерева.

Кикимора

Шишимора! меня он обманул, злодей!

Шишимора

Каков Вавила красноглазый?

За шутки прежние, за прежние проказы
Он, кажется, тебе исправно заплатил.
Уж гаснет блеск предутренних светил,
Уж ранние в лесу проснулись звуки, —
Ты ж не исполнил приказанья Буки!

Кикимора

Помилуй! что? Ижорский ведь здоров.

Шишимора

Ай, молодец! всегда ответ готовый!

Здоров, как могут люди быть здоровы
(У них-де вот и все различье от скотов,
Что нет меж них несумасшедших,
И не было в веках прошедших,
И в будущих не будет: уж таков
Весь род их). Но каков
Теперь Ижорский — их на свете много...
Судить не будем слишком строго:
Положим, он здоров;
Да нам скажи, наш умник, наш затейник,
Кто вылечил его? не я ли, ваш дурак,
Я, вашей братьи забияк
Всегдашний мученик? Итак,
Пук розог, плеть, ошейник,
Колодка или что подобное тому
Вас ожидает, — видно по всему.
Я не злопамятлив, я добрый малый
И расскажу тебе, пожалуй,
Как я собой Вавилу подменил.
Вавила, видишь, вышел от Богдана,
Я знал, что час его пробил,
И подстерег его над речкой у кургана,
Едва он на доску — и доску я пихнул,
Упал он в воду, крикнул, потонул.
А лесу здешнего султан ревнивый. Гул
(Ты у него отбил двух или трех русалок),
Что хочешь к колдуну, мне между тем шепнул.
От всей души тебе желая палок, —
Не ради мести, а для твоего ж добра, —
Я в труп вселился, стал Вавилой
И обманул тебя на перекрестке, милый!
Раздумай это все, а мне идти пора.

(Уходит.)

Кикимора

(один)

Итак, любезный друг, читатель или зритель,

С тобою глаз на глаз
Мы видимся в последний раз,
А там за сценой мой сердитый повелитель!
И знать нельзя (сказал, быть может, правду плут),
Меня и впрямь порядком отдерут!
Когда же на тебя еще навел я скуку,
Тогда уж самому просить придется Буку,
Чтоб он меня построже наказал.
Но если две-три правды я сказал, —
Их, может быть, еще не знает всякий, —
Ты мне прости и шутовство и враки,
Для коих, сам я чувствую, в наш век
Уж не довольно молод человек.
Иду; иному уступаю духу:
Он будет в страх очам твоим,
Он будет в ужас слуху.
Но, что бы ни свершилось им,
Все приготовлено (пусть не забудешь) мною:
Я, помни, овладел Ижорского душою,
Я ненависть в него излил
К людскому племени, в нем веру погасил
В невинность, истину и добродетель;
Вот почему вина я и содетель,
Источник первый злодеяний тех,
Которые во плач преобратят твой смех;
И трепетный воздвигнется твой волос,
И задрожит поэта робкий голос,
И скажет он испуганным друзьям:
«Без веры к людям
Отверженным принадлежим духам
И на земле чудовищами будем!»