Поэт

После похвальных трудов,
Или законченной песни,
Или наломанных дров
Только рассядешься в кресле,

Хлопает смерть по плечу

И призывает к ответу.
– Несправедливо, – кричу, -
Дай докурить сигарету.

Вновь припадает к плечу,

Как парикмахер за стулом.
– Та, что любила, – шепчу, -
Только снежинку смигнула.

Только смигнула – и нет.

Господи, это ли мало!
В сессию, помнишь, студент,
Ночки одной не хватало.

В библиотеке вдвоем.

В книгу глаза опустила.
Пальцев борьба под столом.
Страсть или знание – сила?

День этот давний любя,

В ночь погружается тело.
Та, что любила тебя,
Слово сказать не успела.

Та, что любила, во сне

Свитер под лампой не вяжет,
Словно из космоса мне
Все еще варежкой машет.

Впрочем, не надобно слез,

Даром ломаются копья.
Если об этом всерьез,
Как не поверить в загробье?

Жить – это значит потом Думать.

Сие непреложно.
Жизнью наполненным ртом
Мямлить о ней невозможно.

Вот и полярная ночь.

Времени много, полярник,
Мыслию мрак превозмочь,
Коль не зарежет напарник!

Вот и полярная ночь!

Для новобрачных удобно
Ласкою лед протолочь,
Долго любить и подробно.

Что нам Большая земля

Или большие обиды?
Мы позабыли не зря,
Мы окончательно квиты.

К морю родному домой

Нас никогда не потянет.
Только из пены морской
Сын мой стремительно глянет!

Милая, счастия нет.

Разве что, нежно расслабясь,
Пылкий, патлатый студент
Будет бубнить эту запись

В библиотеке. Вдвоем.

Помнишь с верандою зальчик?
Пальцы сплелись под столом.
Крепче держи ее, мальчик!

– Это стихи о моей землячке. Мы с ней вместе учились в Москве. Я надеюсь, ты понял, что сын не от нее. У нас с ней ничего не было.

– Да, конечно, – сказал я, – пожалуй, про сына самые сильные строчки. А где он?

– Он сейчас в Америке, – был сумрачный ответ, – моя бывшая жена вышла замуж и уехала туда.

Конечно, я ему не мог дать право разорвать эти стихи, если бы он в самом деле был готов исполнить свою угрозу.

Если художник, стремясь к беспредельному совершенству своего произведения, подсознательно не надеется, что с достижением этого совершенства начнется кристаллизация гармонии в мире, начнется спасение мира, значит, это не художник!

В гостинице. Случайно задев рукой, сбросил с тумбочки хрусталеобразный стакан, из которого собирался запить снотворное. Обычный стакан или остался бы цел, или раскололся бы на несколько кусков. Этот разбился вдребезги на сотню маленьких осколков. Казалось, идею разбиться вдребезги он радостно нес в себе и радостно ждал своего часа. Мистика, но таков материал, из которого он сделан.

И вдруг я догадался, что вся наша цивилизация такая же хрупкая и так же радостно разлетится на тысячи осколков при малейшем толчке. Таков материал, из которого она сделана.

Поэзия прочности сильнее, чем у всех писателей мира, выражена у Льва Толстого. Вот что надо бесконечно развивать в искусстве!

Мыслящий человек, не сумев воспитать собственного сына, без всякого смущения продолжал воспитывать человечество. Когда ему указали на это противоречие, он, пожав плечами, ответил:

– Ничего не попишешь! Привычка иметь дело с большими величинами!

Человек зачат в ярости сладострастия. Если, как утверждают атеисты, природа сама создала живую материю, можно представить извержение грандиозного вулкана, как половой акт.

Но нет доказательств, что неживая материя могла забеременеть жизнью. Чтобы забеременеть жизнью, неживая материя, как женщина, уже заранее должна нести в себе идею жизни. А откуда ей взять эту идею жизни? Вот гранитная глыба.

Она стоит миллионы лет. Представить, что она идею жизни несет в себе, так же нелепо, как представить, что она несет в себе идею стать ласточкой. Идея жизни привнесена Богом. А зачем? Нам не дано знать.